Unknown

 - Да, и много чего еще, но я едва ли смогу вспомнить, - а затем последовал пространный трактат о характере благородного государственного мужа и о его взглядах на сельскохозяйственные интересы, и о важности сельскохозяйственных интересов, а потом был брошен тонкий намек насчет того, «как прелестно было бы написать памфлет вместе» на тему этих могущественных сельскохозяйственных интересов, а затем последовал панегирик характеру сельских сквайров, и английских йоменов, и важности сохранения старого английского духа у поселян, и так далее, и тому подобное, а затем, когда Вивиан позволил мистеру Тоуду произнести блистательную и патриотическую речь на эту тему, он «вдруг вспомнил (вполне к месту в связи с чувствами, которые только что выразил мистер Тоуд и которые, как он не преминул заметить, «равно составляют честь его сердцу и его уму») о существовании одного маленького пункта, который, если это не будет злоупотреблением вниманием мистера Тоуда, хотелось бы представить на его рассмотрение», после чего упомянул дело бедняги Джона Коньерса, хотя «будучи убежденным во всемерно известном ведикодушии мистера Тоуда, он полагает, что в этом нет вовсе никакой необходимости, поскольку уверен, что всё будет исправлено незамедлительно под его чутким руководством, но у мистера Тоуда, воистину, так много дел, которые нужно уладить, что, вероятно, эти мелкие материи не должны его тревожить», и так далее, и тому подобное.

 Что еще мог сделать Стэплтон Тоуд, кроме как, немного посетовав на «ошибки системы и опасный прецедент», пообещать всё, о чем просил Вивиан Грей?

 - Мистер Вивиан Грей, - сказала миссис Феликс Лоррейн, - не могу понять, зачем вы так долго беседовали с мистером Тоудом. Станцуем вальс?

 Прежде чем Вивиан смог ответить, кто-то прыснул со смеху так громко, что это можно было назвать криком на всю комнату. Синтия Кортаун подкралась к лорду Альгамбре, восседавшему на оттоманке «а-ля тюрк», обмотала его голову кашемировой шалью и завязала узел в сугубо восточном стиле. Его светлость, несмотря на всю свою эксцентричность, был воистину дружелюбным человеком и носил свои пурпурные ордена с грациозным достоинством потомка Абенсеррагов. Сенсация, вызванная этим инцидентом, позволила Вивиану сбежать от миссис Феликс Лоррейн, поскольку он покинул мистера Стэплтона Тоуда совсем не ради вальса.

 

 Но, с трудом избегнув общества вальсирующих, он тут же столкнулся с угрозой выполнения намного более утомительного долга - теперь он наткнулся на эксперта по политической экономии, и спорившие теоретики настоятельно просили его стать арбитром в их споре. Ободренный успехом, либерал Снейк возымел дерзость атаковать субъекта, о характере которого имел представление, но на которого очень хотел «произвести впечатление». Этим важным лицом был сэр Кристофер Моубрэй, который, после того, как лектор осмелился назвать ему «сумму ренты», несколько раз ловил себя на том, как его удивляет дерзость парня. Не хочу показаться грубым, но сэр Кристофер - великий человек, а высказывания великого человека, особенно, когда они выражают настроения человечества, непременно должны быть записаны.

 Сэр Кристофер Моубрэй - член Палаты общин от графства...., а членом Палаты общин от графства он намеревается стать после следующих выборов, хотя ему семьдесят пять, но он всё еще охотится на лису с отважным сердцем и зычным голосом, как любой сквайр христианского мира. У сэра Кристофера, следует признать, довольно специфические идеи. Его внук, Перегрин Моубрэй, самый дерзкий из гениев, характер которых когда-либо портили аплодисменты гостиных, и самый возвышенный из ораторов, которых когда-либо вдохновляли похвалы Соединенного королевства, говорит: «Баронет не поспевает за девятнадцатым веком», и, возможно, эта фраза даст читателю более полное представление о сэре Кристофере Моубрэе, чем о субъекте столь скучном и фальшивом, как самый совершенный из героев моего «Лорда Кларендона». Правда заключается в том, что добрый баронет не имел ни малейшего представления о «либеральных принципах» или о чем-то подобном. Его отличительная черта - необычная привычка называть знатоков политэкономии Французскими Контрабандистами.

 Никому так и не удалось выудить у него объяснение такого странного наименования, и даже если вы были достаточно хитры, чтобы узнать смысл определения, сэр Кристофер немедля начинал осыпать вас богохульствами, клял французские вина, библейские общества и мистера Хаскиссона. Сэр Кристофер полвека поддерживал в сенате с равным усердием и безмолвием конституцию и Хлебные законы, он прекрасно осведомлен о нынешнем плачевном состоянии государства и с огромным интересом наблюдает за всеми «планами и заговорами» этого просвещенного века. Единственное, что он абсолютно не понимает - это Лондонский университет. Это учреждение приводит в недоумение достойного джентльмена, хотя с легкостью могло бы понравиться члену Палаты общин от графства, не являющемуся свободным землепашцем, поскольку университет находится не в Оксфорде и не в Кембридже.