Я написал Джареду и сообщил, что до завтрашнего дня ничего не будет с операцией, а также о том, что я сменил родство и получил новое свидетельство о рождении. Это не повлияет ни на мои лицензии, ни на мой статус в фирме; я просто хотел, чтобы он знал. Меня удивило ответное сообщение с вопросом, все ли у меня в порядке. Когда я ответил, что да, я понял, что не лгал.
Я допускал мысль, что когда-нибудь смогу помириться с одним из братьев, если не с родителями. Поскольку теперь это было невозможно — в конце концов, мой отец работал на Уитлока, — я воспользовался моментом, чтобы вдохнуть прохладный воздух, и с совершенной ясностью осознал, что не спешу возвращаться в Чикаго.
***
Через некоторое время за мной открылась тяжелая стеклянная дверь, и я повернулся, чтобы увидеть там Далласа, который улыбался мне.
– Что я такого сделал, чтобы заслужить такую дерзкую ухмылку?
– Ты простофиля, – объявил он.
– О? – поддразнил я его.
– Ты сказал моей маме, что мы пойдем ужинать?
– Нет, тебя неправильно информировали. Я сказал ей, что спрошу тебя. Я ничего не обещал, – уведомил я его. – Твоя мать - весьма очаровательная женщина, но я не был уверен, захочешь ли ты, чтобы я был там, и это не было для меня обязанностью.
Его футболка была достаточно обтягивающей, чтобы я мог любоваться его плечами, выпуклыми бицепсами, мускулистой грудью и впалым прессом. Джинсы обтягивали все ниже талии, его скульптурные бедра и тяжелый член, который был очерчен слишком идеально.
– Конечно, я хочу тебя там, – сказал он мне.
– Что?
– Перестань смотреть на мой член и посмотри на мое лицо.
Мой взгляд встретился с его взглядом.
– Не то чтобы мне не нравилось, что ты смотришь на меня так, как сейчас, но я хотел бы договориться о встрече с тобой в Чикаго, когда эта операция закончится. Если ты не против.
На расстоянии? Он что, шутит?
Он вышел на улицу и подошел ко мне, снова положил руки мне на бедра, скользнул под подол футболки и поцеловал меня в шею.
– Могу я это сделать? Крой? Что скажешь?
Я переспал с сотнями людей в Чикаго и в данный момент не мог вспомнить ни одного из их имен. Я накрыл его рот своим и глубоко поцеловал, желая, чтобы он почувствовал мою искренность еще до того, как я произнесу эти слова.
– Да, – прошептал я, нависая над его ртом, отстранившись, чтобы заговорить. – Но ты должен оказать мне услугу.
Он поднял глаза от моих губ и посмотрел мне в глаза.
– У тебя на теле много шрамов. Человек с таким количеством шрамов имеет представление о том, что такое тяжелая жизнь и короткая продолжительность жизни.
– Нет, я...
– Я высоко ценю свое время.
– Как и следовало бы, – сказал он, положив руку мне на шею.
– Если я собираюсь регулярно летать сюда и забирать тебя из аэропорта, когда ты приезжаешь ко мне, то тебе лучше изменить свой образ жизни, чтобы остаться здесь.
Он быстро кивнул и наклонился, поцеловав меня один раз, потом еще раз, и сделал бы это в третий раз, но я поймал его полную нижнюю губу и нежно прикусил, удерживая ее, прежде чем взять его лицо в свои руки, чуть откинуть его голову назад и снова попробовать его на вкус, тщательно, когда мой язык спутался с его языком.
Я глотал каждый его стон, а когда он задрожал в моих объятиях, понял, что он, вероятно, замерз до смерти в одной лишь футболке и джинсах.
Отстранившись, я окинул его взглядом.
– Давай заберем тебя внутрь, пока ты не превратился в ледышку.
– Здесь холодно? – спросил он с растерянным удивлением и расширенными зрачками.
Я хихикнул и крепко обнял его - по какой-то странной причине этот человек вызывал во мне такую нежность и демонстративность, о которой никто из знающих меня людей и подумать не мог.
Я прижался к нему, уткнувшись лицом в его плечо, а он прижал меня к себе, глубоко вздыхая и опираясь на меня, довольный, казалось, тем, что остался на своем месте. Когда он собрался отойти, то взял меня за руку и провел к раздвижной стеклянной двери и в дом. Его мать и сестра уже закончили мыть посуду, и Даллас подвел меня к дивану, усадил на него и потянул за руку, пока я не устроился рядом с ним.
– Итак, Крой, – сказала его мать, когда присоединилась к нам, принесла мне чашку чая и поставила ее на подставку передо мной. – Где ты вырос?
– Мам, – простонал Даллас. – Разве тебе не нужно где-то быть?
– Да. Через час у меня занятия йогой, а пока я хочу послушать о Крое.
Кейт присоединилась к нам, заняв мягкое кресло рядом с матерью, их разделял небольшой столик.
– Я вырос в Бедфорде, Нью-Йорк, – сказал я ей. – И уехал оттуда, когда мне было семнадцать.
У нее открылся рот.
– И хотя я ценю ваше желание узнать меня поближе, имейте в виду, что, узнав что-либо о моем воспитании, вы не сможете понять, кто я.
– Почему?
– Меня не воспитывали мои родители, – сказал я ей. – Меня воспитывали гиперэффективные люди, которые работали на моих родителей.
Она кивнула, и я увидел, с какой нежностью она смотрит на меня, вытирая глаза, чтобы смахнуть шальные слезы. У нее было очень мягкое сердце, у его матери.
– Вы на пенсии? – спросил я ее.
Она прочистила горло, глядя на меня.
– Нет, я уволилась. Мне повезло, и я вышла замуж за богача.