untitled

такую большую сумму, если бы не был уверен, что сможет ее вер-

нуть. Кроме того, выплата аванса давала издателю стимул про-

двигать книгу гораздо более активно.

Но, тем не менее, книга провалилась. Я применил к интер-

нету весь свой культурный капитал, как меня когда-то учили: рассмотрел такие современные феномены, как электронная

почта, чаты, киберсекс и домашние страницы, в свете ценно-

стей западной цивилизации, пытаясь понять, что хорошо, а что

плохо, и отобрать все лучшее, что существует в этом изобрете-

нии. И в результате я написал книгу, которая не была ни высо-

коинтеллектуальным литературным трудом, ни упрощенным

гидом по интернету, но некоей непродаваемой комбинацией

того и другого, жутким гибридом.

Стоя в напряженной тишине, последовавшей за словами

Риджио, я знал, что где-то в том самом компьютере, который

215

выдал цифры продаж книги Озик, хранятся и смешные цифры

продаж моей книги — плохая кредитная история моего куль-

турного капитала. И я не относился к рынку с такой романти-

ческой отстраненностью, чтобы не понимать, на что коммерче-

ский провал моей книги обрекал мои литературные перспек-

тивы. («Знаете, Джон, у меня случайно оказались с собой цифры

по продажам ваших книг…»)

Какое-то мгновение благородная издательская аудитория не

знала, обидеться ли на слова Риджио, прийти от них в ужас или

же, подобно буддистскому монаху, которому стражник только

что сломал ногу, почувствовать озарение. Затем под золотыми

сводами зала начал раздаваться негромкий, но отчетливый

свист. Эти благородные законодатели вкусов, последние моги-

кане издательского мира старой иерархии «высокого» и «низ-

кого», освистывали Риджио, а он сидел с самодовольным видом, ведь от него действительно зависели продажи книг.

Под руководством Тины Браун финансовые дела «Нью-Йор-

кера» несколько улучшились, но в какой-то момент, в начале

1997 года, рост доходов затормозился, а потом рекламодатели

снова начали один за другим отпадать. Шли месяцы, и стало

ясно, что Тина не сможет отпраздновать пятилетие своего редак-

торства новостью, что журнал наконец-то снова начал прино-

сить прибыль, а ведь слабый огонек надежды уже начал было све-

титься на «этаже смерти». Что бы ни делалось, этого было недо-

статочно. Журналу нужно было больше специальных выпусков, больше маркетинговых мероприятий, больше вечеринок для

авторов, больше заказанных столиков на официальных прие-

мах ПЕН-центра и Совета моды, больше лимузинов, припарко-

ванных в три ряда у ресторанов, где проходили торжественные

ужины «Нью-Йоркера», и больше звездных ужинов в квартире

216

Тины и ее мужа Гарри Иванса на Пятьдесят седьмой улице. Но

Браун при всей своей поразительной энергии и блеске не могла

превратить «Нью-Йоркер» в коммерчески успешную, но более

интеллектуальную версию Vanity Fair. Вообще, это была непло-

хая идея: умная статья о Томе Крузе или умная статья о Мадонне.

Сам Уильям Шон время от времени публиковал такие статьи —

вроде эссе Трумена Капоте о Марлоне Брандо или Лилиан Росс

о Луисе Мэйере. Но в ноубрау доступ к знаменитостям, необхо-

димый, чтобы написать умную статью, серьезно осложнился.

Поскольку поп-культура вообще и знаменитости в частности

осознали свою важность для успеха журналов — в особенности

это касалось продаж в уличных киосках, — редакторам и жур-

налистам пришлось еще в большей степени жертвовать своей

независимостью, чтобы заполучить звезду, а окружение этой

звезды — пиарщики, люди из отделов корпоративных связей, пресс-агенты и прочие — давали в ответ гораздо меньше.

Могущественные пиарщики стали законодателями вкусов

в ноубрау. «Понимаете, есть некоторые звезды, например Том

Круз, чье лицо обеспечит продажу энного количества экземпля-

ров, — говорила мне Сьюзан Лайн, когда была редактором жур-

нала Premiere. — И тебе приходится помещать их на обложку, потому что журнал должен продаваться в киосках. Ты это зна-

ешь, и они тоже это знают». Возможно, «Нью-Йоркер» мог

предложить Тому Крузу что-то такое, чего не мог предложить

Vanity Fair: он мог добавить к его имиджу класс, престиж, ум и

некоторый глянец, и это было бы привлекательнее ослепляю-

щего света прожекторов, которым была практически вся журна-

листика, когда дело касалось знаменитостей. Но нужно ли было

это Тому Крузу? И опять же, с какой стати пиарщик, контроли-

рующий доступ к Тому Крузу, поверит намерениям Тины Браун

опубликовать в «Нью-Йоркере» интеллектуальную статью

217

после того, как она с удовольствием поливала всех грязью в

Vanity Fair? Я разговаривал с главной пиарщицей Тома Круза Пэт

Кингсли в «салоне скорби» в PMK в Лос-Анджелесе, где журна-

листы продавали свои души (для моей беседы также требовалась

тщательная подготовка, потому что Пэт назвала Тину «пиздой»

в бытность той редактором Vanity Fair). Кингсли сказала мне:

«Самое интересное — это свести актера с правильным фотогра-

фом и правильной концепцией, и чтобы это все сработало». Она

говорила почти как редактор.

Так где же пролегала та разграничительная линия в куль-

туре «супермаркета», рядом с которой «Нью-Йоркер» мог бы