Город раскинулся на площади более пятидесяти квадратных миль холмов и долин. Его шестисоттысячное население делало его шестым крупнейшим городом США. В 1920-е он стремительно разрастался. Большая часть его обитателей были иммигранты, работающие на двух основных отраслях промышленности – угольной и сталелитейной – постепенно превративших город в некое подобие дьявольской кузни. Круглые сутки Питтсбург находился в огненном кольце. Огромные шары пламени выбивались из чрева металлургических заводов, окрашивая ночное небо в невероятные оттенки фуксии и фисташкового – цветов, которые позже стали у Энди любимыми. На холмах по берегам рек огни печей сверкали, словно красные глаза зверя, а в дневное время выбросы повисали в небе чернильным покровом, чтобы соединиться для образования первого промышленного смога (термин в Питтсбурге и придумали). Пилоты в небе могли унюхать угольные пары, исходящие от реки Мононгахилы. Джон Вархола вспоминает: «В течение дня было так дымно, что порой солнца-то не было видно из-за гари, смога и копоти с заводов». Машины включали фары, фонари горели день напролет. По легенде Уорхола, первыми словами Энди было: «Посмотри на солнечное сияние! Посмотри на солнце! Посмотри на свет!» Всю свою жизнь он обожал солнце и ненавидел холодную, темную пору. А из-за копоти сложно было поддерживать чистоту. Домохозяйки каждое утро, день и вечер тратили время, чтобы смести с крыльца рудную пыль; новые здания быстро чернели; белые воротнички к полудню покрывались сажей. Приличные дамы порой надевали респираторы, чтобы сходить за покупками в центр.
Город подмяла под себя небольшая группа промышленников – семьи Карнеги, Фриков, Хайнцев, Меллонов и Вестингаузов. За довольно короткое время они сколотили внушительный капитал. Эти питтсбургские миллионеры жили в нарядных особняках Шейдисайда, построенных из заморских материалов и роскошно обставленных. Дома на пятьдесят комнат, частные кегельбаны и десять ванн были в норме вещей. Претенциозные в вопросах вкуса и ведущие эффектный образ жизни, питтсбургские миллионеры жаждали быть принятыми в высшее общество. Члены их семей регулярно объезжали Европу, скупая произведения искусства и уламывая аристократов вступить в брак с их отпрысками. Условиям жизни своей рабочей силы они уделяли мало внимания. Питтсбург был городом резких контрастов. Первые годы жизни Энди совпали с началом Великой депрессии. «Закопченные старые районы застыли, опустевшие, – писал семейный биограф Меллонов Бёртон Херш. – Сумевший пробиться свет мерк, поглощаемый заброшенными колеями железнодорожных путей, застревая на вилках, с которыми шли в бесплатную столовую за порцией пышек нетрезвые новобранцы „голодного каравана“ отца Кокса на Вашингтон. Город приходил в негодность. Административный корпус парализован».
Великий американский журналист Генри Луис Менкен описывал:
Здесь было сердце промышленной Америки, центр ее наиболее прибыльной и исконной сферы деятельности, слава и гордость самой богатой и великой нации на Земле – и именно тут картина настолько ужасающе отталкивающая, такая невыносимо унылая и жалкая, что оборачивает все чаяния людские в кошмар и дурную шутку. Здесь было богатство несметное, почти превосходящее воображение, – и тут были человеческие обитатели столь гнусные, что стали бы позором и для расы уличных котов. Я говорю не просто о запущенности. В промышленных городах чисто не будет. Что я имею в виду – всеохватывающее и мучительное уродство, отталкивающую мерзость каждого здания на пути.
Коллега Менкена О. Генри высказался о Питтсбурге не многим лучше. Это была «захолустнейшая» дыра на всем земном шаре с населением «самым невежественным, невоспитанным, ничтожным, грубым, отсталым, отвратительным, неприглядным, подлым, сквернословящим, бесчестным, тупым, нетрезвым, грязным, злым, нищим».