За время, прошедшее между первым постановлением от 17 июля 1935 года и решениями 1938–1939 годов, опубликованными в местных газетах и вывешенными в сельсоветах, ограничения стали заметно жестче. Наиболее детальными были правила, разработанные для запретной зоны на Дальнем Востоке и в Ленинградской области. Они устанавливали контроль над всеми сторонами повседневной жизни[648]
.Дальше все зависело от местных руководителей пограничной службы, степени их идеологической вовлеченности, склонности к коррупции, страха перед начальством, желания заставить всех соблюдать правила. Жизнь могла радикально поменяться в зависимости от личности того, кто руководил погранзаставой. Именно он своими директивами задавал ритм местной жизни, принимал решения об организации сельскохозяйственной деятельности вблизи границы, ремонте дорог, расчистке леса, выдавал разрешение на охоту в тех или иных местах – то есть в целом определял права и обязанности местных жителей.
В Ленинградской области было запрещено охотиться в пределах 500-метровой полосы вдоль большей части сухопутной границы и на значительной части побережья. Кроме того, здесь была запрещена фото- и киносъемка без специального разрешения пограничников.
В населенных пунктах, расположенных менее чем в 3 км от границы, разрешения на использование лодок хранились на погранзаставе, куда местные жители должны были обращаться при необходимости. Если деревня находилась дальше от границы, разрешения хранились у председателя колхоза или в сельсовете. В каждом случае использования необходимо было указать время и место рыбной ловли или прогулки. Все суда на пограничных реках и озерах вносились в пограничный реестр, что гарантировало их быструю идентификацию. Для каждого судна указывалось место стоянки, менять которое без разрешения запрещалось.
За исключением аварийных ситуаций запрещалось приставать к берегу, сажать на борт людей или выгружать груз вне специально отведенных мест. Все открытые для навигации маршруты были тщательно описаны. В восточной части Финского залива они проходили на расстоянии от островов. На Дальнем Востоке, особенно на Сахалине, эти правила касались также японских судов, использовавшихся по концессии, и судов иностранных консульств. Купание и забор воды разрешались только в местах, отведенных для этого местными городскими и сельскими советами. Занятие водными видами спорта в санаториях и домах отдыха в Амурском и Финском заливах допускалось только в строго ограниченных пределах. При этом ночью запрещалась любая деятельность. Гражданские самолеты находились в ведении пограничников: только они могли дать разрешение на полет. Однако, следуя ключевому для всех сфер советской повседневности принципу, наличие специального пропуска позволяло обойти ограничения.
Нарушение правил въезда и пребывания в запретной зоне каралось лагерным сроком от 1 года до 3 лет. Основной мишенью были те, кто пытался подделать пропуска, и их сообщники среди ответственных лиц запретной зоны. Нарушения правил жизни на этой территории влекли за собой штраф в 100 рублей, месяц принудительных работ или лишение права на охоту и рыбалку[649]
.В 1938–1939 годах зримо возобладал приоритет, отдаваемый военной логике – организации фронта и подготовке его снабжения. Это требовало отселения гражданского населения, что наносило ущерб местной экономике. Наиболее сильно пострадали черноморское, тихоокеанское и арктическое побережья, а также Карельский перешеек, где финны со своей стороны границы также начали строить укрепления: 220 км проволочных препятствий, 50 км эскарпов и рвов, 80 км гранитных надолб и 386 км минных полей[650]
.Севастополь превратился в город, обслуживающий Черноморский флот. Санатории, дома отдыха и гостиница «Интурист» были превращены в жилые помещения для военных. Севастопольский винзавод был перемещен из-за слишком близкого расположения к оборонительным сооружениям. Вся портовая деятельность была переведена в Феодосию, за исключением грузов, направлявшихся напрямую в Севастополь.
На востоке Крымского полуострова, в Керчи, расположенной вблизи железнодорожной ветки, местная экономика Маяк-Салынского района была полностью дезорганизована вследствие строительства авиабомбового полигона, подчинявшегося Наркомату боеприпасов СССР. На восточной оконечности полуострова вся гражданская жизнь фактически прекратилась[651]
. Правительство Крымской АССР было вынуждено освободить 22 860 гектаров земли, расположенных на расстоянии до 10 км в глубь суши[652].