За всеми этими мерами стояло стремление помешать проникновению «нежелательных лиц»[675]
. Советское руководство предпочитало положить конец любым перемещениям, чем рисковать. Нам предстоит теперь рассмотреть, как, охотясь на нелегалов, в период Большого террора советский режим постепенно урезал, а потом и полностью уничтожил все возможности для получения политического убежища. Затем мы увидим, как был поставлен под сомнение весь комплекс трансграничной деятельности. В 1937–1938 годах это привело к неразрешимому противоречию между, с одной стороны, дипломатами, настаивавшими на соблюдении подписанных конвенций, а с другой – пограничниками и военными, которым поручили закрыть границу и не пускать в страну шпионов.Подозрительность в отношении политэмигрантов, приехавших в СССР, обрела институциональные формы в результате принятых в феврале 1936 года решений[676]
. Эта подозрительность была неразрывно связана с убийством Кирова и последовавшей за ним атакой против старых большевиков и сторонников Троцкого. Тень сомнения легла на всю группу зарубежных политических активистов, в ряды которых якобы проникли провокаторы и агенты иностранных разведок.В результате вся трансграничная коммунистическая деятельность была сведена к минимуму. Постановление от 1 декабря 1935 года предполагало закрытие всех специальных проходов через границу, предусмотренных для членов коммунистических партий Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии. Год спустя эта мера распространилась на всю западную границу, Закавказье и морские рубежи. Отныне пересекать границу могли только агенты Разведупра, военной разведки, причем меры по сохранению секретности были значительно усилены: место расположения проходов должно было быть известно не более чем двум человекам одновременно, их следовало часто менять, а агенты, обеспечивавшие переход через границу, выбирались лично главой Разведупра С. П. Урицким.
В это же время начинается проверка всего контингента политэмигрантов, нашедших убежище на территории СССР по рекомендации МОПР, Коминтерна или Профинтерна. Целью проверки было разоблачение «двурушников». НКВД и Разведупру было поручено составить список надежных лиц. На его основе комиссия в составе Н. И. Ежова, начальника Особого отдела ГУГБ НКВД М. И. Гая и Д. З. Мануильского должна была подготовить три списка: список иммигрантов, подлежащих выдворению за антисоветскую деятельность или по подозрению в шпионаже; список надежных иммигрантов, тщательно отобранных и предназначенных для работы в подпольных организациях Интернационала за границей; наконец, список тех, кого можно было оставить в СССР вследствие плохого состояния здоровья, неприспособленности к подпольной работе или в силу тяжести обвинений, выдвинутых против них на родине. Эта комиссия была также использована для проведения чисток в аппарате Коминтерна и его вспомогательных подразделениях. Под подозрением оказалась и сеть международных школ Коминтерна. Часть из них было решено перевести на территорию капиталистических стран с демократическим режимом, а другие – закрыть и после тщательной проверки выслать их участников, подозреваемых в связях с зарубежной полицией. Были разогнаны и общества помощи эмигрантам, прежде всего созданные латышской и финской секциями Коминтерна. Все эти меры были направлены на то, чтобы выслать как можно больше иностранцев.
Руководство НКВД упрекало МОПР в том, что она слишком щедро предоставляла убежище коммунистам, не подвергавшим себя значительному риску на родине. Отныне СССР принимал только политэмигрантов из стран, где царил массовый террор, а также тех, кому за границей грозило пожизненное заключение или смертная казнь. Подчеркнем, что в последующие годы Литвинову стоило огромных усилий добиться виз для евреев и коммунистов, бежавших от преследований. В начале 1939 года он писал Сталину, напоминая, что в Чехословакии разрешения НКВД на получение советской визы с беспокойством ожидали 250 коммунистов, которым угрожало гестапо в результате захвата Судетов[677]
. В приграничных районах СССР проверка партбилетов, проведенная годом ранее, привела к исключению из партии всех лиц, не имевших советского гражданства[678].