Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Далее дипломат описывал попытку Великобритании задушить СССР путем организации контрнаступления на балтийском и черноморском направлениях при активном участии Польши[425]. По мнению Чичерина, обеспокоенность Лондона объяснялась созданием союзных республик в Средней Азии, способных подстегнуть революционный ирредентизм в этом регионе, и хорошими отношениями между СССР и его афганским, китайским и персидским соседями. Рассуждения Чичерина свидетельствовали о возвращении к геополитическому прочтению пограничных конфликтов. Враждебное отношение Лондона связывалось с советскими успехами на восточных границах и, таким образом, выходило за рамки идеологического противостояния, вписываясь в традиции «большой игры» между Российской и Британской империями. Что касается Польши, то в силу своего географического положения она считалась естественным плацдармом для любой военной атаки против советской территории. Такой географический детерминизм заставлял рассматривать польское государство в качестве непременного источника угрозы и одновременно стремиться к подписанию с ним договоров о добрососедских отношениях.

Как подчеркнул 23 января 1925 года М. И. Калинин во время встречи с новым посланником Польши в СССР Кентжинским,

географическое положение и общая граница обеих наших стран создают ряд общих интересов, развитие которых базируется на прочных и нерушимых принципах заключенных договоров и, несомненно, будет способствовать укреплению добрососедского сожительства[426].

«Добрососедское сожительство» – эти слова были ключевыми в годы НЭПа. Одним из свидетельств этого стали преобразования внутри Разведывательного управления Красной армии (Разведупра). Чтобы не затруднять работу дипломатов, 25 февраля 1925 года было решено сократить численность партизанских отрядов, действовавших в советской погранполосе и за ее пределами, а главное, поставить под полный контроль существующие группы, прежде всего в Восточной Польше и Бессарабии. Уроки, извлеченные из событий в Столбцах и Татарбунарах и вызванных ими дипломатических кризисов, привели к стремлению усилить контроль и впредь избегать любых самочинных действий со стороны вооруженных отрядов, до тех пор свободно пересекавших границу. Большинство этих отрядов должно было отныне переместиться в глубь советской территории[427]. Пришло время законспирировать все имеющиеся организации, чтобы у дипломатов соседних государств не было доказательств советского вмешательства.

Внимание к безопасности границ и морских побережий СССР становится еще более заметным, если обратиться к деятельности Реввоенсовета, организации, которая осуществляла синтез стратегических соображений Генштаба и целей, формулируемых политическим руководством страны. С 6 сентября 1918 по 20 июня 1934 года Реввоенсовет являлся высшим коллегиальным органом управления армией и флотом. В его состав входило руководство Штаба РККА под председательством наркома по военным и морским делам. В январе 1925 года в этой должности Троцкого сменил Фрунзе, а после смерти последнего в октябре того же года и вплоть до 1934 года главой Реввоенсовета являлся Ворошилов.

Наконец, целый ряд решений был принят Политбюро; в них отразились беспокойство перед угрозой формирования враждебного блока на границах СССР и попытки подготовиться к этому, одновременно укрепляя оборону территории и действуя дипломатическим путем. В своем выступлении по случаю 8-й годовщины Красной армии 23 февраля 1926 года Ворошилов отмечал достигнутые результаты и в то же время призывал к модернизации армии: «Мы должны еще многое сделать, чтобы стать действительно в ряд с армиями наших соседей»[428].