Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

К лже-Давиду выстроилась длиннющая очередь из женщин, которые, пожирая его тело глазами, не торгуясь, ссыпали столовое серебро к ногам. Только одна из них, толстушка с веером, задержалась ненадолго, допытываясь, правда ли, что у Давида имеется младший брат?

2

Моросил дождь. Тоскливый и нескончаемый. Деревья жаловались друг другу на непогоду. Желтые листья каштанов, брошенные порывами осеннего ветра на стекло, напоминали расплющенные яркие груши. Размытые очертания Нотр-Дам просились на полотно художника-импрессиониста.

Ирина открыла окно, подставив ладонь под струю лившейся с крыши воды.

«Чем французский дождь отличается от русского? – поднесла влажную ладонь к носу. – Наверное, запахом. Русский дождь пахнет полынью, а французский… ванилью». 

* * *

На следующий день дождь, казавшийся бесконечным, внезапно прекратился, словно решительная рука перекрыла кран в небесной душевой. Солнечные лучи, пронзив толстые, неповоротливые тучи, заискрились золотыми и серебряными бликами на мокрой мостовой, черепичных крышах и в окнах домов. Ирина не удержалась, вышла из такси и с удовольствием прогулялась до кафе «Сен-Бенуа» на бульваре Сен-Жермен, где у нее была назначена встреча с неподражаемым Анри Манго, знакомство с которым было удачей, настоящим подарком, позволившим избавиться от ощущения невостребованности, бесполезности и скуки – верных предвестников и спутников исконного русского недуга – хандры.

Анри переводил на французский книги Достоевского, Куприна и Толстого. Русский язык он знал в совершенстве. В молодости в качестве представителя парфюмерной фабрики приехал ненадолго в Россию, однако же, не устояв перед чарами привлекательной русской барышни, женился, остался в Петербурге и обрусел. С началом мировой войны, движимый патриотическими чувствами, вернулся на родину, а после войны решил не обременять себя наскучившим парфюмерным делом и занялся переводами. Переводчиком он был от Бога. Дотошным до невероятности. Мог потратить недели на поиски адекватного французского эквивалента русскому слову или фразеологизму, готов был беседовать с кем угодно, хоть с ученым, хоть с бродягой, составляя зачастую несколько десятков вариантов перевода, тщательно проверяя и выбирая наиболее точный, но однако же все время сомневался, считая, что не всегда улавливает тонкости и нюансы. Собственно, так они и познакомились, когда ее однажды попросили проконсультировать господина Манго.

– Посмотрите, мадам Ирэн, – едва войдя в кафе и усевшись за стол, попросил Анри и разложил записи, сделанные мелким, аккуратным почерком. – Мне хотелось бы знать ваше мнение. Вот здесь, например, Куприн пишет, что герой его «совсем потерял голову». Но, – поднял глаза от записей, – если герой потерял голову именно совсем, то есть окончательно и навсегда, это один вопрос, а если же он все-таки в действительности потерял голову не насовсем, то есть временно, и вскоре, обнаружив, что объект его обожания вовсе не достоин такой жертвы, вернул свою голову на место, это, как вы понимаете, совсе-ем другой вопрос… Или вот еще, взгляните, – указал остро отточенным карандашом на строчки в книге и прочитал: «Смотришь, бывало, в трамвае примостился в уголку утлый, преждевременный старичок…» – вопросительно посмотрел на Ирину. – Вот здесь меня интересуют слова «утлый» и «преждевременный». Прежде чем показывать свой вариант перевода Куприну, я бы хотел уточнить, как правильно передать это по-французски…

После ухода Анри Ирина пересела за столик на улице и заказала себе еще кофе с круассаном. В воздухе пахло печеными каштанами и тлеющими углями в жаровнях. Она пила кофе и наблюдала, как у дверей дома напротив девчушка лет двенадцати играет с белой кошечкой, приманивая хрустящей бумажкой, привязанной к нитке. Девочка показалась похожей на Леночку Трояновскую, с которой они познакомились как раз в таком возрасте. У Леночки тоже был белый котенок, который, разыгравшись, больно оцарапал руку Ирине, а расстроенная Леночка жалела и ее и котенка.

«Ох, Леночка, Леночка…» – с грустью подумала Ирина.