Управление будущим

Войны идентичности обычны между разными странами. Внутри страны пока успешной оказалась модель американского «плавильного котла», хотя провалилась европейская идея мультикультурализма. Однако приход Д. Трампа продемонстрировал, что «котел» тоже работал не без дефектов, поскольку традиционная сторона Америки ощутила силу «чужих» на своей территории. У. Линд увидел будущую гражданскую войну США по линии традиционной культуры и контркультуры.

У. Линд говорит об атаке на культуру, кстати, он считает политическую корректность и культурный марксизм тоталитарными идеологиями [5]. На Западе не произошло революции, хотя ее ожидали, и ответ на этот парадокс дали, по его мнению, А. Грамши и Д. Лукач. Они посчитали, что этому помешала западная культура и христианская культура, то есть в принципе западная цивилизация, от которой следует избавиться. То есть, говоря в тематике данного рассмотрения, следует изменить идентичность западного человека.

Идентичность, язык, культура – это все разные механизмы, выделяющие в окружающем нас мире значимые/незначимые элементы. Сакральные элементы были даже в самой материальной советской модели. Построение постсоветской идентичности идет по пути отказа от советской сакральности, в то время как построение российской идентичности строится на попытке объединения дореволюционного и советского пантеона с современным.

Четвертое поколение войны по Линду очень похоже на сегодняшнюю войну на Донбассе. Приведем характеристики Линда: война ведется негосударственными акторами, различие между войной и миром стерто, психологические операции становятся доминирующим оружием, главная цель – разрушить поддержку населением атакуемой стороны власти и войны, телевидение более важно, чем вооруженные подразделения [6].

Как видим, все эти характеристики проявили себя и на Донбассе, то есть война четвертого поколения уже реализовалась. Это явная война идентичности, когда одна из сторон пытается навязать другой свою идентичность. Это, кстати, объясняет тот всплеск пропаганды, который сопровождает эту войну в России, когда российское телевидение было единой гигантской психологической операцией, в рамках которой надо было отойти от советской модели «народы-братья» к модели «хунта-каратели-бандеровцы».

С точки зрения С. Тетема современная война ведется и в человеческом измерении, поэтому надо знать культуру противника. Незнанием такого рода вещей он объясняет привычную отсылку на иррациональность противника. Он говорит: «Когда мы просто откидываем существующее человеческое поведение как иррациональное, мы демонстрируем существенный провал в понимании человеческого измерения. Война – это человеческое стремление, а люди являются рациональными существами, даже когда они руководствуются принципами и представлениями, отличными от ваших. Проблемой поэтому является требование прийти к пониманию этих принципов и представлений» [7].

Религию, например, он видит как такой центральный параметр сегодняшних военных операций. Он пишет: «Наши солдаты должны быть вооружены более тонким пониманием центральности и важности религии и веры, как у населения, где проводятся операции, так и, вероятно, неожиданно, речь должна идти о религиозных ценностях, которых это население ожидает от наших войск. Мы можем обозначить это как потребность в развитии с помощью образования рефлексивного понимания». В этом же списке знания о противнике у него стоит антропология, психология, социология, лингвистика и даже семиотика.

Один из его выводов таков: кинетические операции дороги, могут пойти не тем путем, могут вызвать неожиданные последствия второго порядка, а некинетические – имеют долговременный эффект и не столь дорогие последствия.

К какому будущему движется человечество? Где в нем место идентичности? В январе 2017 Национальный разведывательный совет США подготовил анализ «Глобальные тренды: парадоксы прогресса», где анализируются различные возможные сценарии развития. Понятно, что разведка должна ориентироваться на возможные отрицательные развилки в будущем. Здесь четко констатируется, что коллапс Советского Союза или Арабская весна демонстрируют, что государства оказываются слабы по отношению к угрозам, против которых не действуют обычные средства власти. Китай они видят как страну, уязвимую для будущих шоков, поскольку в нем присутствует централизованное управление, политическая коррупция, экономика, основанная на инвестициях и экспорте для роста. В США они видят факторы упругости: децентрализованное управление, диверсифицированная экономика, инклюзивное общество, большие земельные ресурсы, биологическое разнообразие, безопасные поставки энергии, глобальная военная сила.