Управление мировоззрением. Развитый социализм, зрелый капитализм и грядущая глобализация глазами русского инженера

«Одна из сильнейших тенденций современности – упрощение человека. То есть западный человек по сравнению с русским выглядит упрощенно. Он и эмоционально беднее, и мыслит штампами, и так далее. Но это соответствует современным тенденциям и теории системного управления. Наша русская усложненность, подвижность – неуправляема, а потому служит серьезным препятствием. Проведу такую аналогию. Вот перед вами два агрегата. Одинаковые по форме, выполняют одну и ту же функцию. Но внутри одного – всякие передачи, шестеренки, рычажки, а внутри другого – пустота. Спрашивается, где выше вероятность поломки? Еще в студенческие годы мне стало ясно, что надежность работы любой системы обратно пропорциональна числу ее элементов. У западного человека внутри никаких элементов нет, он пустой и потому стопроцентно надежный, стопроцентно управляемый. А вот переналадить его уже нельзя. И это огромная проблема современного Запада»[45].

При всем моем глубоком уважении к А. А. Зиновьеву я все же не разделяю его точку зрения на европейцев как на людей более упрощенных, чем мы, русские. И хотя я прожил в Германии много меньше, чем он, и встречался, главным образом, только с обычными, рядовыми немцами, думаю, что все же и я имею право высказаться по этому поводу. На мой взгляд, ближе к истине был покойный митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский Иоанн, когда завуалировано указал на незрелость русского народа, вскользь заметив, что русский народ доверчив, как дитя. Сравнение русского народа с наивным и доверчивым ребенком очень точно подходит для его характеристики и легко объясняет многие загадочные особенности русской души. Да я и сам часто чувствую себя наивным юнцом в окружении моих коллег немцев, хотя многие из них младше меня. Европейцы ВЗРОСЛЕЕ нас, их жизненная мудрость значительно превосходит нашу. Немец самодостаточен – он всегда точно знает, чего он хочет – конституции или севрюги с хреном. Ему всегда заранее точно известно, как, что и когда он будет делать и на что вообще он в этой жизни может рассчитывать. При этом немец совершенно не нуждается ни в чьем-либо одобрении, ни в подсказках со стороны, ни в товарищеских советах. Немец всегда принимает решения уверенно, взвешенно и самостоятельно. Немцы также уверенно, ни минуты не сомневаясь, ошибаются; однако они при этом не спешат рвать волосы на голове и посыпать ее пеплом. Мы же всегда сомневаемся: в сомнениях рождаемся, в сомнениях живем и в сомнениях же умираем. Большинство русских как огня боятся самостоятельности и одиночества и не умеют жить без поддержки окружающих. Прежде чем сделать самостоятельный шаг, они могут насмерть замучить своих близких и знакомых абсолютно дико звучащими для европейца вопросами – жениться или разводиться, купить или продать дачу, какого цвета белье нужно надевать на первое свидание и т. д. Случись же беда или даже мелкая неприятность – русский человек прежде всего ищет подходящую жилетку, куда мог бы всласть выплакаться. Европейцам незнакомы терзания выбора, муки раскаяния, они давно освободили себя от этой бессмысленной душевной мясорубки. Эта умудренная огромным житейским опытом их зрелость действительно, на первый взгляд, может восприниматься как упрощенность. Думаю, что это радикальное изменение характера европейцев произошло еще во времена Реформации, когда революционные потрясения и реки крови заставили все население Европы ухватиться за спасительную тотальную толерантность и вынудили людей с горячим характером уравновесить его и даже охладить до минусовых температур. Если бы этого не было сделано,