Управляя пустотой. Размывание западной демократии

По этой причине степень изменения уровня явки – и других показателей массового политического поведения – часто недооценивается. Хотя тенденция к снижению уровня участия в выборах пока не просматривается явно, рекордно низкие уровни явки достигаются все чаще и во все большем числе стран. Как видно из табл. 1[а], в которой для каждой из пятнадцати европейских демократий приведены три года с наиболее низким уровнем явки, почти четыре пятых из них приходятся на последние два десятилетия. Другими словами, в 1990–2000-е годы рекордно низкой была не только средняя за десятилетие явка, но и явка по конкретным годам в подавляющем большинстве западноевропейских демократий. Два выделяющихся исключения – Дания и Швеция, где, похоже, по стечению обстоятельств самая низкая явка пришлась на 1950-е годы. Помимо этих случаев, исключением оказываются выборы с низкой явкой в 1960-х и 1970-х годах в Бельгии и два случая выборов с низкой явкой в 1980-х годах во Франции и Люксембурге. Оставшиеся 35 дат приходятся на 1990–2000-е годы. Другими словами, какими бы незначительными ни были сдвиги в общей явке, наблюдения раскладываются на несколько примечательных кластеров (см. табл. 2[б]). В самом деле, этот паттерн заметен также в новых южных европейских демократиях: три рекорда самой низкой явки в поставторитарной Греции пришлись на 1996, 2000 и 2007 годы, в Португалии – на 1999, 2002 и 2005 годы, в Испании – на 1989 и 2000 годы (третий рекорд был в 1979 году). Так же, как и в устойчивых демократиях, более поздние выборы в них соответствовали более низкой явке. Безусловно, там встречаются и тенденции, противоположные выделенной. Тем не менее общее направление изменений распознается безошибочно и свидетельствует об уклонении и отстранении граждан от политики[8].

ТАБЛИЦА 1. Минимальная явка в Западной Европе, 1950–2009 гг.

а) Годы наиболее низкой явки б) Частота наиболее низких показателей явки, по десятилетиям

ТАБЛИЦА 2. Максимальная волатильность в Западной Европе, 1950–2009 гг.

a) Годы наибольшей волатильности б) Частота выборов с рекордно высокой волатильностью, по десятилетиям

Волатильность избирателей

Второй ключевой совокупный показатель относится к политическому участию и измеряет степень, в которой распределение партийных предпочтений остается последовательным и стабильным по времени. Те граждане, которые продолжают голосовать на выборах, сохраняют хотя бы незначительную связь с традиционной политикой. По мере затухания массового участия и роста безразличия можно ожидать, что даже те граждане, которые продолжают ходить на выборы, станут более волатильными, неопределенными и непоследовательными в выражении своих предпочтений. Если политика значит все меньше, то готовность голосовать и приверженность к конкретной партии так же теряет смысл. При выборе партии начинают играть роль непостоянные и краткосрочные факторы. На практике это означает, что результаты выборов могут оказаться более непредсказуемыми. Волатильность избирателей, вероятно, увеличится; новые партии и новые кандидаты, скорее всего, окажутся более успешными, чем традиционные объединения. Безразличие всегда сопровождается непоследовательностью.

Как и в паттернах политического участия, в течение последних лет в национальных партийных системах Западной Европы отмечались непредсказуемые изменения в структуре партийной поддержки. Но так же, как и в случае с явкой, эмпирические данные на агрегированном уровне, как правило, не могли подтвердить этот тренд. Таким образом, в то время как в партийных системах одних стран перетекание избирателей от одной партии к другой действительно возросло в 1970-х и 1980-х годах, в других, напротив, укрепилась партийная принадлежность, в результате чего уровень партийной лояльности в Европе в целом считался неизменным и стабильным (Bartolini and Mair, 1990). Многим наблюдателям, однако, такие выводы показались довольно странными, поскольку данные опросов начиная с 1970-х годов свидетельствовали в пользу оттока избирателей от партий, которым они ранее отдавали предпочтение, и трансформации исторических паттернов голосования (Dalton et al., 1983; Franklin et al., 1992). Однако, как оказалось, эти неоспоримые изменения на уровне индивидуального поведения не привели к соответствующим сдвигам в партийной системе в целом. Даже в конце 1980-х годов совокупная волатильность избирателей на общеевропейском уровне оставалась относительно слабой, в то время как многие традиционные партии, участвовавшие в выборах с 1950-х годов или даже раньше, продолжали оставаться серьезными соперниками в политической борьбе. Конечно, в электорате этих старых партий наблюдался некоторый отток в пользу новых образований, но даже к концу 1980-х годов им удалось привлечь поразительно высокое число голосов своих постоянных членов.