Упражнения

– Не возражаете? – Не дожидаясь ответа, Браун выдвинул верхний ящик комода с вырезанными на передней панели дубовыми листьями и желудями и оглядел сложенное там белье Алисы.

– Вот! – сказал Роланд. – Интимная одежда моей сообщницы.

Браун задвинул ящик.

– Думаете, она вернется?

– Нет.

Они спустились вниз, и детектив собрался уходить.

– Полагаю, сержант вам рассказал кое-какие новости. Нам ответили немцы. На это у них ушло полтора года. Они поговорили с ее отцом. Ничего. Ни следа. Если она пересекла границу около Хельмштедта и оттуда направилась в Берлин, то воспользовалась другим паспортом. Банки, уплата налогов, аренда – никаких следов.

– Существует огромный подпольный мир, – сказал Роланд. – Там легко затеряться.

Значит, Джейн не рассказала Генриху о приезде Алисы. Он открыл входную дверь. Движение на улице напоминало крысиный марафон. Робиния, прекрасно чувствовавшая себя в клубах выхлопных газов, уже вымахала выше шести метров. Стараясь перекрыть шум транспорта, он повысил голос:

– И что вы им скажете?

Браун аккуратно надевал фуражку, тщательно выравнивая ее на голове:

– Что вы женились на вольнолюбивой женщине, которая сделала ноги.

Он зашагал прочь, остановился и обернулся. Выйдя из дому, он наконец распрямил спину и, вытянувшись, встал как будто по стойке смирно – его форменный китель и особенно фуражка с козырьком и клетчатой лентой вдоль тульи придавали ему вид персонажа из романа о Руритании[76]. Ему бы следовало еще придать лицу строптивое выражение.

– Но мне могут не поверить! – крикнул он.

* * *

Роланд обдумывал его слова по дороге в ясли. Это было не просто избитое клише из детективного кино: хороший полицейский – плохой полицейский. У Брауна не было никакого резона защищать его от канцелярии генерального прокурора. В тот момент ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь. С кем-то серьезным. Но когда речь пойдет про заметку в записной книжке, ему придется рассказать и о Мириам Корнелл. Все-все. Из всех его друзей в этом можно довериться только Дафне, но он не был готов поведать ей эту историю. Он вообще никогда никому ее больше не расскажет. Кроме того, она наверняка захочет дать ему практический совет, а он в нем не нуждался.

Они шли домой, держась за руки. Лоуренс нес разрисованный персонажами «Паровозика Томаса» ланч-бокс, в котором болтался огрызок яблока. Иногда во время таких прогулок Лоуренс хранил молчание. Но сегодня он скупо рассказал о событиях дня. Он играл со своей подружкой Амандой. Они по очереди поливали из лейки. Джеральд проплакал весь тихий час. В спальню вбежал большой черно-белый пес, и Лоуренс его погладил. Он не испугался пса, как Бишаро. Кто-то из воспитательниц назвал того по ошибке Ленни, и все засмеялись. В конце, помолчав, Лоуренс спросил:

– Папа, а что ты сегодня делал?

Роланд, все еще начинающий отец, но заботливый папа, нередко восхищался самим фактом существования сына, тем, как он бегал, думал, говорил, тем, как четко он произносил слова и с какими певучими интонациями и какая у него нежная кожа и мягкие волосы – о таких производители косметики могли только мечтать. Новая разумная жизнь выпрыгнула из двух слившихся клеток и потом ежедневно плела все более сложную и удивительную конструкцию. Глаза у него были ясные, ресницы густые.

Безусловная любовь, чувство юмора, объятия, доверительные разговоры, слезы, нервные срывы, ночные страхи – все это до сих пор его удивляло. Покуда они стояли на светофоре, малыш крепко держал папу за указательный палец.

– Я сочинил четыре стиха, – ответил Роланд. Он нашел в черновиках четыре стихотворения и переписал их набело.

– Это много.

– Ты так думаешь?

– Я так думаю.

– После того как я отвел тебя в садик, я вернулся домой и сварил себе кофе…

– Возмутительно! – Это было его новое слово.

– Восхитительно! После этого я написал один стих, потом еще один…

– И потом еще один и еще один. А почему ты остановился?

– У меня кончились идеи.

Для малыша это был непонятный аргумент. И к тому же это была не совсем правда. Он прервался, чтобы почитать газету, и тут нагрянул Браун. А у Лоуренса идеи никогда не иссякали. Они вливались ему в голову нескончаемым потоком. Он даже не знал, что это идеи. Роланд подозревал, что они втекали или выливались, будучи продолжением его личности.

Лоуренс замедлил шаг, когда они подошли к газетному киоску.

– Как насчет леденца?

– А где «пожалуйста»?

– Пожалуйста.

Он баловал сына, как когда-то баловали его самого. Это бывало не каждый день. Леденец на палочке был в форме ракеты всех цветов радуги. Обсасывание конфеты требовало повышенного внимания, и Лоуренс, пока они шагали домой, ни слова не проронил. Когда они подходили к входной двери, все ладошки, запястья и щеки малыша были в фиолетовых, красных и желтых потеках. Он показывал папе пустую палочку.

– Это можно использовать.

– Да. Для чего?

– Считать муравьев.

– Прекрасно!