Роланд пытался представить себя в четырнадцать лет. Тогда вся школа с ума сходила по вошедшим в моду остроносым ботинкам. Он умолял маму купить ему такие. Она перешила на новенькой швейной машинке его форменные фланелевые штаны в брюки-дудочки. Когда в то субботнее утро в октябре он подошел к двери Мириам, вот в каком виде она его увидела: гавайская рубашка, расстегнутая чуть не до пупа, забрызганные дорожной грязью брюки-дудочки и стоптанные штиблеты средневекового шута. И ходил он вразвалочку, широко расставляя ноги – мальчик, недавно ощутивший набухлость между ног. По последнему писку моды. Примчался к ней на велике без приглашения, чтобы успеть кончить, пока не наступил конец света. Интерес к нему женщины двадцати с лишним лет свидетельствовал о ее весьма специфическом вкусе.
– Мне надо подумать, – сказал он.
– Мистер Бейнс, вы жертва сексуального насилия. Это уголовное дело.
– У вас должны быть более неотложные дела. Омерзительные дела.
– И дела далекого прошлого.
– Зачем вы заставляете меня снова это все переживать?
– Во имя правосудия. Ради вашего же душевного спокойствия.
– Для меня это будет все равно что пройти через ад.
– Мы обеспечим вам экспертную поддержку. Вам, вероятно, известно, что из таких дел возникла целая новая культура. Раньше на это не обращали внимания, но теперь не так. И хорошая новость в том, что теперь у нас есть конкретные обвиняемые. За год мы провели массу успешных разбирательств.
– Ясно. Конкретные обвиняемые. – Он не стал признаваться Моффету, что сам когда-то был очень даже не прочь. И спросил: – А какой в этом смысл?
– Если мы добиваемся успехов, а я считаю, что это так, то наше финансирование растет, и мы отправляем за решетку больше насильников.
– И никогда не возникало соблазна слегка подделать улики? Чтобы побыстрее выполнить план?
Моффет улыбнулся. У него были неестественно белые зубы. Он выбрал себе плохого стоматолога. Надо было обратиться к более опытному, и тот бы придал его зубам натуральную белизну, как сам Роланд сделал себе пару месяцев назад. Он до сих пор гордился своей обновленной внешностью, которую ему обеспечила, да еще со скидкой, старая подружка, переквалифицировавшаяся в стоматолога-гигиениста. И он, осознавая свое конкурентное преимущество, улыбнулся в ответ.
Полицейский уже собирал свои бумаги.
– Так о нас пишут в прессе. В нашем активе сейчас больше стопроцентно выигрышных дел, чем мы можем осилить. – Он умолк и добавил: – Есть что-то дикарское в мужской психике.
– Безусловно.
– Но чтобы женщина посягнула на мужчину… У нас дел вроде вашего всего ничего.
– И там тоже есть конкретные обвиняемые?
Моффет встал и, положив визитную карточку на стол, подтолкнул к нему.
– Посмотрите, я там написал номер дела. Если вы дадите показания, это многим поможет. Мужчинам и мальчишкам.
Роланд проводил детектива-констебля до двери. Перешагнув через порог, Моффет сказал:
– Надо было спросить в самом начале. Это вам нанесло какой-то ущерб?
– Нет, совсем нет, – поспешно ответил Роланд.
И снова Моффет подождал, не скажет ли он еще что-нибудь, и, не дождавшись, отвернулся, поднял руку в знак прощания и зашагал к своей машине. Роланд закрыл дверь, привалился к ней спиной и устремил взгляд мимо лестничных перил в кухню. Ущерб. Да вот он, налицо. Выбитая, треснувшая или разболтанная плитка в полу. Под вытоптанным, в грязных пятнах, ковриком на лестнице иссохшие ступеньки начали гнить. В прихожей деревянные плинтусы тоже подгнили. Водопроводным трубам требовался ремонт, отопительной системе было уже лет тридцать, оконные рамы местами превратились в труху. Он смирился с мыслью, что никогда уже не съедет из этого дома. Нужно было класть новую крышу. Сертификат безопасности электропроводки датирован апрелем 1953 года. Уплотнители в потолке были частично асбестовыми. Знающий строитель, подумал Роланд, сказал бы, что всему дому требуется «хороший ремонт». Им с Лоуренсом вполне хватало на безбедную жизнь тех денег, что он зарабатывал игрой на пианино и случайными гонорарами за статьи в журналах. Но на «хороший ремонт» ничего не оставалось. А наступит день, когда денег станет еще меньше. Письмо от адвоката Алисы известило его, что, когда Лоуренсу исполнится восемнадцать, она перестанет посылать ему ежемесячное пособие на ребенка. Время от времени она посылала ему чеки через Рюдигера и была готова оплачивать взносы на учебу Лоуренса в Европе или США. Очень разумно.
Состояние дома было зримым проявлением обстоятельств, о возникновении которых ему не хотелось задумываться. Потерянное десятилетие началось в конце его пребывания в Афинах, когда он спал под крышей и выбросил недочитанного Генри Джеймса. Вернувшись в Англию, он какое-то время играл в «Ватаге», работал на стройках, на консервном заводе, спасателем в плавательном бассейне, на складе мороженого и прогуливал чужих собак.