Упражнения

– Пошла ты на хрен! – Слова сами собой вылетели у него изо рта.

Ее передернуло.

– Тогда зачем ты здесь?

– Я хочу кое-что узнать.

– Чтобы, как говорится, жить дальше?

– Если ты не хочешь говорить со мной сейчас, тогда продолжим этот разговор в суде.

Она стояла у рояля, положив левую руку на клавиатуру, и ее указательный палец беззвучно теребил крайнюю клавишу слева.

– Признание. Извинение. Под угрозой, – язвительно произнесла она.

– Что-то вроде того.

– И ты запишешь все это на свой карманный диктофончик.

– Он мне не нужен, да его и нет. – Он даже снял пиджак и, протянув к ней для осмотра, кинул на кресло. Скрестив руки на груди, он ждал. Она прошла сквозь распахнутые французские окна на балкон и остановилась спиной к нему. Обдумывала варианты. Но у нее их было только два. Пока она не видела, Роланд нагнулся, схватился за дрожавшее колено и крепко его сжал. Никакой разницы. Мышца продолжала мерно подрагивать, точно внутри работал электромоторчик. Он перенес вес тела на другую ногу – не помогло. Он крепче сжал мелко подрагивавшее колено.

Он резко выпрямился, когда она повернулась и вошла в комнату.

– Хорошо. Давай поговорим, – произнесла она как ни в чем не бывало. – Пойдем на кухню. Я сделаю нам горячий напиток.

Она пыталась взять ситуацию под контроль. Показать ему свою просторную кухню. Превратить его в восхищенного гостя. Чтобы он оценил: это ее дом – не его.

– Мы останемся здесь, – тихо возразил он.

– Тогда, по крайней мере, присядь. – Сама она нацелилась занять вертящийся табурет у рояля.

– Постоим. – Он мечтал сесть. И подумал, что в любой момент может потерять присутствие духа и что только тонкая пелена отделяла его от готовности в отчаянии броситься отсюда вон, прорваться в другое измерение вселенной, в котором самоуничтожающийся дух лишит его воли к жизни. Между ними ничего не было, никакой защитной преграды. То, что они увидели, наполнило обоих разочарованием и страхом перед собственным угасанием, отраженным в их нынешнем облике. Его грозило перебороть только прошлое.

– Я хочу, чтобы ты все описала так, как это тебе тогда представлялось, с самого начала, что ты чувствовала, чего ты хотела, как расценивала свои действия. Я хочу услышать все.

Она отошла от табурета и сделала два шага к нему. И хотя он почти не оставил ей выбора, его удивила ее внезапная покладистость. Но он все еще боялся ее. И не хотел, чтобы она подступила ближе.

– Ладно. В тот день в октябре, когда ты появился у меня…

– Здесь остановись. – Он поднял руку. – С самого начала. Ты же знаешь: это не было началом. Я говорю о наших занятиях. Три года до этого.

Она чуть ссутулилась, уставившись в одну точку на полу. И, как ему показалось, стала качать головой, и он ждал, что она начнет возражать. Невозможно говорить с незнакомым человеком о таких интимных вещах. Но теперь ее голос звучал по-иному, не только тише, но и неувереннее. Он только мог гадать о причине столь внезапной смены тона. Она на глазах преобразилась.

– Ладно. Полагаю, это рано или поздно должно было случиться. И если ты именно этого хочешь, я расскажу.

Ее взгляд все еще был устремлен в пол, когда она набрала побольше воздуху. Он ждал. Когда она вдруг подняла голову и заговорила, то по-прежнему старалась не смотреть ему в глаза.

– Это было ужасное, жуткое время. Когда я училась в Королевском музыкальном колледже, у меня был серьезный роман со студентом-однокурсником. Больше того, мы любили друг друга, во всяком случае, я его любила. Мы два года прожили вместе. И в последний год учебы я забеременела. В то время это была катастрофа. Мы кое-как сумели наскрести денег и договорились об аборте в пасхальные каникулы. Моему другу, его звали Дэвид, пришлось продать свою виолончель. Наши родители ничего не знали. Все прошло не слишком хорошо, возникли разные осложнения медицинского характера, человек, к которому я обратилась, не был настоящим врачом. Я болела, потом наши отношения разладились. Я сдала выпускные. После этого я пошла на собеседование в совет графства, и мне предложили работу в «Бернерс-холле». Я сочла, что уехать подальше – лучше не придумаешь. Решила там зализывать раны. Но я этот пансион возненавидела. Старший преподаватель музыки Мерлин Клэр был ко мне добр, но остальные учителя… Ох уж эти утренние перерывы на кофе в учительской в главном здании… в те дни незамужняя женщина считалась угрозой и вместе с тем соблазном, вызовом. Словом, я себя там ощущала отверженной. То же самое было и в деревушке. Молодая женщина, живущая самостоятельно. Неслыханное дело – в 1959 году в сельской глубинке Саффолка. Наверное, там меня считали ведьмой.

– Мне нужно тебя пожалеть?

Помолчав, она сказала:

– Было бы лучше, если бы ты перестал смотреть на ту ситуацию глазами ребенка.

Воцарилась тишина. Роланд подумал, что глаза ребенка, каким он тогда был, именно то, что ему сейчас нужно. Он ничего не сказал, и она продолжила: