Упражнения

– Ну, конечно, не желаешь! – Он произнес эти слова с сочувственной интонацией. Он не собирался уходить. Самая поразительная перемена в ней, решил он, не в том, что с возрастом ее внешность огрубела, а в том, что у нее вытянулось лицо, утратившее присущую молодости округлость. Тем самым ее черты слегка опустились книзу, что придавало ей величавый вид. Этакая высокородная римская матрона. Ее зеленые глаза, ее ресницы выглядели так знакомо. Нос по-прежнему казался недостаточно длинным, за что раньше он его обожал. Но вокруг ее губ, таких же тонких, разбегалась паутинка морщинок. Это был суровый рот. Привыкший всю жизнь давать указания исполнителям. И она глядела на него таким же оценивающим взглядом. Упражнение, как он догадался, отточенное годами. Которые оставили на ней свой печальный отпечаток, но она за эти годы сохранилась лучше него. Сравнить ее шестьдесят с лишним и его пятьдесят с лишним. Она сохранила все волосы, а он нет. У нее все еще была видна талия. У него нет. Ее лоб был гладкий, а его изборожден глубокими морщинами. Его лицо имело ровный лососево-розовый оттенок благодаря многолетнему пребыванию на теннисном корте. Бреясь по утрам, он испытывал раздражение из-за своего вспухшего носа с крупными порами. Хорошо хоть его зубы наконец-то заимели респектабельный вид. Но у нее зубы были еще лучше. Ни у него, ни у нее никаких обручальных колец. У нее на запястье красовался золотой браслет. На его запястье – громоздкие пластиковые часы «Свотч». И вывод: она выглядела – ему пришлось с этим согласиться – дороже и явно богаче, более холеной, чем он, более сообразной своему образу жизни, нежели он своему. Но он вовсе не оробел. Как ни крути, а Бэлхем! Будь он докой в таких вещах, он бы заметил, что ее кремовая блузка сшита из натурального шелка, что юбка у нее – дорогущей модной марки: Ланвен, Селин или Мюглер, как и ее голубые туфельки на высоких каблуках. И еще он учуял ее парфюм. Это была не какая-то там розовая вода. Прогресс налицо!

Она молча смотрела на него с полминуты, явно не зная, что сказать, и, вне всякого сомнения, гадая, как бы выгнать его из дома. Неожиданно она отвернулась и подошла к французскому окну. Ее высокие каблучки звонко цокали в тишине длинной комнаты.

– Так, Роланд. И что же ты хочешь обсудить? – сказано было с насмешливой сдержанностью. Снисходительно. Ему не понравилось, что она назвала его имя.

– Поговорим о тебе.

– И о чем?

– Ты сама знаешь о чем.

– Давай!

– Мне было четырнадцать.

Она отвернулась и распахнула двойные окна в сад. Он решил, что она сейчас пригласит его выйти наружу. Он бы не согласился. Но она снова повернулась к нему, шагнула вперед и сказала просто:

– Скажи все, что хочешь мне сказать, а потом выметайся.

Он не услышал в ее голосе равнодушия, и это его взбодрило. Она была встревожена не меньше чем он. У него в запасе было несколько вариантов, но, не став их обдумывать, он сразу перешел к делу, выпалив полуправду:

– Тобой интересуется полиция.

– Ты ходил к ним?

Он покачал головой и помолчал.

– Им кое-что известно, и они обратились ко мне.

– И?

– Они пока не знают твоего имени.

Мириам не смутилась:

– Когда-то давным-давно я давала тебе уроки игры на фортепьяно. Их это интересует?

Он отошел от рояля и встал около кресла. Он бы с радостью сел в него, но момент был неподходящий.

– А, ясно, – сказал он. – Твое слово против моего.

Она пристально смотрела на него. Ему вспомнилось, что у нее возник такой же взгляд перед тем, как они поссорились. Или он это выдумал?

– Бедняжка, – произнесла она жалостливым тоном. – Ты все никак не можешь этого пережить, да?

– А ты?

Она не ответила. Они не спускали друг с друга глаз. Несмотря на все ее хладнокровие, он все же заметил, по шевелившимся складкам ее блузки, как у нее участилось дыхание. Наконец она выдавила:

– Вообще-то мне кажется, что тебе самое время уйти.

Он шумно откашлялся. Ему стало страшно. В правой коленке появилась неуместная дрожь. Он прижал ногу к креслу.

– Я еще немого побуду.

– Ты посягаешь на мое личное пространство. Пожалуйста, не заставляй меня вызывать полицию.

Ее слова прозвучали едва слышно. А он заставил себя повысить голос:

– Давай! У меня с собой номер твоего уголовного дела.

– Мне все равно. Ты неудачник, одержимый неприглядной манией.

Телефонный аппарат на длинном проводе стоял на полу у рояля. Когда она подошла к нему, он заметил:

– У меня сохранился твой подарок ко дню рождения.

Она бросила на него безучастный взгляд. Зажала в руке трубку.

– Чек оплаты двух зарезервированных мест в эдинбургском поезде, выписанный на наши фамилии, письмо из отеля с подтверждением твоей брони, номера-люкс, в котором мы должны были разместиться накануне моего шестнадцатилетия. И документы для регистрации нашего брака на следующий день.

Он не планировал рассказать обо всем этом так быстро. Но, уж начав свою речь, он не мог остановиться.

Выражение ее лица осталось неизменным, но она положила трубку на рычаг. Он подумал: может, ботокс? Он никогда не мог распознать его следы на коже.

– Ты пришел меня шантажировать, – медленно проговорила она.