Упражнения

– Извини. – И она взглянула на него, ожидая, что он еще скажет. Потом произнесла: – Медленно, очень медленно жизнь начала налаживаться. Бывали периоды, когда я снова впадала в депрессию, но в целом мне становилось лучше. Я выздоравливала. В Челмондистоне[152] я кое-кого встретила, у нас мог возникнуть роман, но ничего не вышло. Чем меньше я видела тебя, тем сильнее я становилась. Я знала, что скоро ты станешь юношей, совсем другим мальчиком. Ребенок, который стал моим наваждением, исчезнет навсегда – и я исцелюсь. А если нет, то я могу ждать, если надо, еще дольше, пока тебе не исполнится восемнадцать или двадцать, – а там посмотрим. Мне уже начала нравиться моя работа, меня приняли в учительской, я помогла Клэру поставить «Вольного стрелка», а потом эту ужасную оперу «Новое платье короля». Прошло два года, и все рухнуло, стоило мне увидеть тебя в окне. Ты въехал через садовую калитку, бросил велосипед на траве и пошел прямиком к моей двери. У тебя был такой вид, словно ты знал, чего хочешь. Конечно, физически ты возмужал, но мне было достаточно одного взгляда на тебя. Мои чувства не изменились. Я почувствовала, что тону… – Она помолчала. – Если бы только ты не пришел ко мне в тот день…

Его гнев не унимался:

– Ага, выходит, это моя вина, что я так внезапно появился? Перестаньте, мисс Корнелл. Прошу вас, не передергивайте со временем. И с подробностями. И с ответственностью. За три года до этого ты схватила мой член. Ты, учительница!

Ее снова передернуло.

– Это имело свои последствия, ты понимаешь? – воскликнул он. – Последствия!

Она тяжело опустилась на стул перед роялем.

– Поверь мне… Мистер Бейнс. Я принимаю это обвинение. Все до последнего слова. Я навредила тебе. Я это понимаю. Но я могу рассказать об этом, только как я это помню, как я помню свои чувства. И я знаю: это я несу ответственность, не ты, это я до такого докатилась. Ты прав. Мне не стоило говорить «если бы только ты не пришел в тот день». То, что я сделала, и вынудило тебя прийти. Я это понимаю.

Теперь ему не понравилось, с каким отчаянием в голосе она это произнесла. Она прилагала все усилия, лишь бы убедить его не раскрывать ее имя полиции. Было ли это слишком цинично? Он не знал. Возможно, никакие ее слова не могли бы стать для него сатисфакцией. И он сказал:

– Продолжай.

– Ты вошел. Даже в тот момент я говорила себе, что надо помочь тебе улучшить исполнительское мастерство. Вот как я старалась, шаг за шагом, убедить себя в том, во что сама не верила. Как будто в доме находился кто-то невидимый и наблюдал за мной, и мне приходилось соблюдать приличия. И мы сыграли дуэт Моцарта в четыре руки. Твоя игра меня потрясла. У тебя было фантастическое понимание музыки. Я с трудом держалась с тобой на одном уровне и все время думала только о том, что после того, как мы отыграем, я укажу тебе на дверь – и в то же время понимала, что не сделаю этого. Мы поднялись в спальню. Нет, ты прав. Я скажу еще раз. Я отвела тебя в спальню. А дальше… ну, ты все знаешь.

Откуда-то издалека донесся гомон игравших детей. И еле слышное урчание еще более далекого потока машин. Он взял пиджак с кресла и сел. Колено больше его не беспокоило.

– Продолжай, – сказал он.

– Это было начало, одно из многих начал. Прежде всего я должна это сказать. Ужасную правду. Всю оставшуюся жизнь я никогда больше не испытывала ничего…

– Я не хочу слышать про всю твою оставшуюся жизнь.

– Дай мне только сказать, что это было сильнее меня. Во мне пробудился инстинкт собственничества. Я понимала, что отвлекаю тебя от учебы, лишаю тебя друзей, спорта, всего. Но мне было все равно. Мне хотелось тебя увезти. Но в самом начале, один раз, я подумала, что смогу образумиться и порвать с тобой. Я не видела тебя несколько дней. Но я оказалась слишком слаба. Безнадежна. Без тебя, без… этого я была физически нездорова. У меня начало болеть все тело, болели кости. Я не могла встать с постели. – Тут она рассмеялась. – Тогда была модной песня. Ее пела Пегги Ли. «Лихорадка». И этот сонет, один из его лучших: «Увы, любовь моя, подобно лихорадке…»[153].

Роланду стало немного не по себе, когда он услышал незнакомую литературную цитату. Смахивало на Шекспира. И грубовато перебил:

– Давай-ка не уходить от темы.