Упражнения

Привыкла к ежедневной череде безликих учеников. Прихожая была широкая и вытянутая, пол вымощен яркой плиткой – более шикарным вариантом его собственной. Лестница из молочно-белого известняка с легким изгибом полого поднималась вверх. Наверное, изначально это была постройка в эдвардианском стиле. Он последовал за ней в гостиную, смежную с прихожей – что ж, вполне традиционная планировка. Но стальные поперечины были утоплены в потолке, а лепнина по периметру немного видоизменена, приобретя форму овала в Адамовом стиле[151] пятнадцати метров длиной. Сколько пространства и света, как все упорядочено. Он рассмотрел результат реновации и одобрил, потому что во многом этот интерьер напоминал ему то, что он сам подумывал сделать, но в миниатюре, у себя дома. И сделал бы, если бы пришли обещанные деньги из «Эпиталамиума». Широкие темные половицы, белые стены, никаких картин, единственное кресло в стиле бержер, французские окна с видом на небольшой сад-цветник. На книжных полках стояли ноты. А центр комнаты занимал концертный рояль «Фациоли». Похоже, в ее жизни появился некто с деньгами.

Она стояла к нему спиной, расставляя на полке ноты после только что закончившихся занятий. Она все еще была стройна и чуть выше, чем ему казалось раньше. Ее побелевшие волосы были стянуты на затылке в длинный хвостик. Не оборачиваясь, она жестом пригласила его сесть за рояль.

– Прошу вас, садитесь, мистер Монк. Потерпите, пока я все это поставляю на место. Сыграйте мне что-нибудь. Чтобы я получила представление о вашем уровне.

На этот раз он вроде бы уловил знакомые интонации в ее голосе. Ох уж эти причуды обманчивой памяти. Но у него не было ни малейшего сомнения, что это она. Он подошел к инструменту, отрегулировал высоту табурета и сел, с удивлением отметив, что его сердце билось ровно. Из всего, что он заранее себе вообразил, ее приглашение сыграть было единственной деталью, верно им предугаданной. Вымышленное имя было выбрано не случайно. Положив руки на клавиши, он после паузы взял мажорный аккорд. И в то же мгновение почувствовал, как клавиши послушно подчинились его пальцам и отозвались красивым, глубоким, обволакивающим звучанием, усиленным в комнате без коврового покрытия. И еще он ощутил и услышал мощное трезвучие в пустоте под грудиной.

– У вас есть имя, мистер Монк?

Эту ироническую интонацию он тоже вспомнил сразу.

– Тео.

– Тогда продолжайте, Тео.

Он сыграл «Около полуночи» в стиле знакомой ему записи 1947 года, возможно, чуть слащавее, чем надо, в задумчивом темпе. После вступления и первых тактов она внезапно возникла слева от него, встав слишком близко.

– Что тебе надо?

Он перестал играть и встал, глядя ей в глаза. Теперь, увидев ее перед собой, он узнал это когда-то знакомое ему лицо и вообразил, что понял связь между этими двумя лицами, сходство между лицом давнего 1964 года и лицом нынешнего 2002 года. Было впечатление, что он смотрит на маску, снятую, возможно, с лица ее матери, а сама Мириам, настоящая Мириам, спряталась под ней, притворившись, будто ее там нет.

– Я хочу с тобой поговорить.

– Я не желаю тебя здесь видеть!