Упражнения

Сьюзен и Генри никогда не рассказывали о своем детстве, которое пришлось на годы войны. Оно ушло, было забыто. Но теперь оно вернулось. Только теперь им троим, дожившим до старости, пришлось попытаться все осмыслить: и смиренную робость Розалинды, и деспотичность Роберта, и все то, на что они обрекли своих детей. Ссылка, одиночество, печаль, вина. Дети будут стараться все понять, думал Роланд, – и этому не будет конца. Но пока что с этим надо повременить и разобраться с тем, что было ему точно известно. У него был уже брат, а тут появился еще один – родной. Которого надо оградить от давнего обмана и неприятных вопросов. Чем не повод для торжества? Нет, он этого пока не ощущал. А ощущал себя дураком.

Он попросил знакомую Сьюзен принести им три стакана воды. Генри откашлялся и сказал:

– Думаю, я это как бы знал уже тогда, когда мне было восемь. Не о малыше, конечно. Об их романе. А потом я просто об этом забыл. Вычеркнул из памяти. Когда мне разрешали приезжать повидаться с мамой, он всегда был там. Этот человек. Так я мысленно называл твоего отца, Роланд, – этот человек. Он мне однажды сделал подарок, кажется, это был игрушечный трактор. Желтого цвета. Но помню, что я отказался его взять. Наверное, у меня были на то свои причины. Полагаю, из чувства преданности родному отцу.

Сьюзен подхватила:

– А я мало что помню. То есть вообще ничего. У меня просто провал в памяти. Ну и слава богу. – Она передала конверт с письмом Роланду. – Это тебе, разбирайся сам. Я не могу встретиться с ним первой. Это было бы слишком.

– Встретишься с ним и расскажешь, как все прошло, – заметил Генри. – И потом уж мы с ним повидаемся.

В тот же вечер Роланд написал подполковнику Эндрю Браднел-Брюсу, коротко рассказав о себе. И вскоре получил учтивый ответ. Подполковник сообщал, что написал мистеру Коуву и тот непосредственно свяжется с Роландом. Подполковник жил у вокзала Ватерлоо и изъявил желание заскочить к нему. Он приехал два дня спустя и сел на стул у кухонного стола и тотчас напомнил Роланду обоих полицейских, сидевших на этом же стуле, – Дугласа Брауна и Чарльза Моффета. Наверное, потому что, как и те двое, Браднел-Брюс был в форме. Всякий раз сталкиваясь со служителями Господа, Роланд чувствовал себя обязанным обезопасить их от своего неверия, которое было столь глубоким, что его даже атеизм утомлял. С местным викарием, когда встречал его на улице, он всегда держался подчеркнуто дружелюбно. Но подполковник Армии спасения, с его непоколебимой благопристойностью, решил Роланд с первого взгляда, не нуждался ни в какой защите: это был крупный дядька, с мускулистыми плечами и ручищами, разражавшийся громким искренним смехом. Он признался, что в юности занимался любительским пауэрлифтингом. Его многое забавляло – даже собственные реплики. Это его последнее дело, признался Эндрю, потому как он собирался уходить в отставку. Вот почему он и отнесся к нему с особым вниманием. И расхохотался:

– Вам понравится ваш новый братик. Он славный малый.

– У нас в семье все довольно странные.

– За тридцать лет я не встречал никого, кто не был бы странным.

Роланд захохотал следом за подполковником.

Пришло письмо от Роберта Коува. Дружелюбное и по делу. Ему шестьдесят один год, жена Ширли, у них один сын и две внучки. Живут они в Рединге, недалеко от Пангборна, где прошло его детство. Всю жизнь он проработал плотником-монтажником и собирался продолжать работать, пока есть силы. Как он понял, Роланд живет в Лондоне, так почему бы не встретиться где-нибудь на полпути? Он знал местечко недалеко от Датчета, там когда-то был паб, а теперь конференц-центр, который сохранил прежнее название: «Три бочки». Он предложил для встречи день на следующей неделе, семь вечера.

«Будет здорово познакомиться!»

Все последующие дни перед встречей Роланда обуревало то необъяснимое опасение, то приятное предвкушение, смешанное с любопытством и нетерпением. Потом им опять овладевало малоприятное чувство, что на него навалится груда обязательств перед незнакомым ему человеком. Он вовсе не нуждался в том, чтобы сделать свою жизнь интереснее. Ему хотелось просто читать книги и видеться со старыми знакомыми.

Он опоздал. Его подвело расписание поездов, да и «Три бочки» оказались ближе к Виндзору и гораздо дальше от станции, чем пообещал ему веб-сайт. Он долго шагал по пыльной улице Датчета, потом свернул к конференц-центру и двинулся по подъездной дорожке, окаймленной саженцами в пластиковых тубусах. Он подошел к краснокирпичным новостройкам в пасторальном стиле супермаркетов восьмидесятых годов. Пройдя сквозь автоматические сдвижные двери, он оказался в почти пустом просторном баре с высокими потолками. Он замер у входа, желая осмотреться прежде, чем будет замечен.