Упражнения

Продвижение их любви к публичному статусу началось тем летом, когда Алиса взяла Роланда в Либенау, где Джейн показала ему свои дневники. Это продвижение продолжилось осенью, когда Роланд повез Алису знакомиться со своими родителями, жившими в современном доме близ Олдершота. Покуда Розалинда колдовала над своим фирменным ростбифом, майор, утративший сдержанность после трех стаканов, травил байки о битве за Дюнкерк, сочтя гостью-немку благодарной слушательницей. Байки были старые и с легким налетом юмора. Алиса слушала с холодной улыбкой, не понимая, не обвиняет ли ее рассказчик в грехах отцов. Роланд пытался поведать майору о «Белой розе» и роли Генриха Эберхардта в этом движении. Но тот, как бы став слегка туг на ухо, пребывал в чересчур приподнятом настроении, чтобы слушать, а особенно переваривать новую для себя информацию. Ему нравилось чесать языком и хотелось напоить всех присутствующих. Несколько раз он убеждал Алису допить второй бокал вина и налить третий. Она отказывалась, вежливо пожимая плечами. Розалинда, хмурясь и вздыхая, время от времени вставала с софы, обитой тканью в цветочек, и шла сначала проверять мясо, густую подливку и йоркширский пудинг, потом жареную картошку и тушеные овощи, а еще чтобы нагреть тарелки и соусник для подливки, а потом все нарезать и порционно разложить. Роланд наблюдал знакомую напряженную ситуацию, в которой некогда сформировалась его жизнь под одной крышей с ними. Даже теперь они все еще влияли на него, все еще обладали способностью пробуждать у него воспоминания об удушливой атмосфере, ставшей просто невыносимой в годы его отрочества. Его так и подмывало выйти прямо сейчас в сад, взглянуть на ночное небо, вызвать такси и уехать на вокзал. Он пошел за мамой на кухню. Ее беспокойство за горячее было лишь внешним проявлением ее страха. Майор, взволнованный сообщением об их предстоящей женитьбе, уже значительно опередил свой график вечерних возлияний. Розалинда была слишком преданной женой, чтобы обсуждать это с кем-либо. Все могло быть и хуже. В лучшем случае его можно было урезонить. Но неприятные моменты могли еще возникнуть, если бы он распоясался перед иностранкой, намеревавшейся стать членом семьи. Сводная сестра Роланда считала, что их мать должна была развестись с ним еще двадцать пять лет назад, когда мальчик только поступил в школу-пансион.

– Тебе же там было плохо, – сказала ему как-то Сьюзен, – хотя ты был в безопасности. А в Триполи он ее бил, и все равно она не могла его бросить.

Когда он спрашивал у мамы, не надо ли ей помочь, она поспешно отвечала:

– А ты возвращайся и поживи со своим отцом.

Обеденный стол, на который мама выставила лучшие тарелки и бокалы на длинных зеленых ножках, стоял в дальнем конце гостиной, напротив окошка в кухню. Потом Роланд часто вспоминал этот образ мамы: как она стоит на кухне, чуть нагнувшись к этому окошку, в рамке которого виднеется ее встревоженное лицо, и протягивает в окошко тарелки с едой. Алиса, уже играя роль невестки, принимала тарелки и расставляла их на столе. Майор встал, допивая четвертый стакан пива, и откупорил вино. К горячему приступили в полном молчании. Слышалось только чирканье столовых приборов о фаянс, тихие «спасибо» и бульканье вина, наливавшегося в бокалы. Роланд завел разговор на, как ему казалось, безобидную тему. Он спросил маму о ее садике позади дома. Весной она купила новые розы. Цветы прижились? Она начала было отвечать, но отец ее перебил. Он сообщил Алисе, что на него возложена обязанность косить газон. И ему нужна новая газонокосилка. Роланд заметил, как в глазах мамы появилось беззащитное выражение. Майор Бейнс увидел в газете объявление о продаже подержанной газонокосилки. Продавали машинку тут неподалеку. А продавала ее женщина, чей муж, сержант полка связи, недавно умер. Косилка была слишком тяжелая, и она не могла с ней управиться. Она хотела за нее пятнадцать фунтов. Она показала ему косилку, что стояла у нее в садовом сарае.

После этого майор повернулся к сыну и продолжил рассказ. Потому что он заговорил о том, что мог понять только мужчина.

– Она ждала снаружи. А я встал на колени, нащупал болт на топливном бачке, пару раз повернул. Потом попытался запустить движок. Само собой, он не запустился. А она все смотрела. Я еще несколько раз запускал движок. Осмотрел его, снова попытался запустить. Сказал, что тут потребуется серьезный ремонт. Предложил ей отдать мне косилку за пятерку. Она говорит: «Да она уже давно не использовалась». Так что получай, сынок. Прикатил ее домой, почти новенькая! Работает как зверь. За пять фунтов!

Наступила тишина. Роланд боялся посмотреть в сторону Алисы. Он положил вилку и нож на скатерть, снял салфетку с коленей и вытер липкие пальцы.

– Позволь мне сказать тебе прямо.

– Что такое? – бросил отец.

Роланд повысил голос:

– Я хочу понять. Ты пошел на обман. Ты надул женщину, которая потеряла мужа. Вдову военнослужащего, если это имеет для тебя какое-то значение. И ты собой гордишься, ты…

Он почувствовал легкое прикосновение к своему локтю.