Ураганные войны

На самом деле это было тем же сочетанием реакций, которые он вызывал в ней с первой их встречи, но сейчас они почему-то усилились. Как будто, избавившись от слоев защиты на теле, он снял несколько таких слоев и с нее. Таласин пугало откровение о том, что он не был непривлекательным. Но, возможно, «откровение» не самое точное определение. Возможно, это было что-то такое, что она всегда знала в глубине души, и оно ждало подходящего момента, чтобы всплыть на поверхность и огреть ее по голове.

Подходящий момент – когда Аларик вышел из ручья, мокрый от воды, со взъерошенной соболиной гривой и раскрасневшейся от солнца кожей, обтягивающей рельефные мышцы, с каплями воды, повисших на длинных ресницах.

Лицо Таласин вспыхнуло, и она была безмерно благодарна мраку, окутывавшему пыльные разрушенные коридоры, по которым они шли. О боги, казалось, нет ничего унизительнее, чем испытывать влечение к кому-то, кто не чувствует того же. Помнится, Аларик с жестокой едкостью сказал, что она стала ухаживать за собой. Его намек был предельно ясен: она кажется ему сносной, лишь когда выкрашивает лицо, закутывается в шелк и обвешивается драгоценными камнями. Без этих атрибутов, очевидно, ничто не могло побудить его увидеть в бывшем враге с войны кого-то кроме пещерного тролля.

Еще и сварливого пещерного тролля.

Ей стало тошно. Неужели влечение обычно сопровождается внезапным неравнодушием к тому, нашли ли в тебе что-то приятное глазу?

Таласин решила, что это все ужаснейшее влияние дворцовой жизни в Доминионе. То внимание, что ненаварцы уделяли моде и косметике, взрастило в ней тщеславие, которого не было двадцать лет. Она твердо решила поработать над этим, чтобы подавить новую и в высшей степени ветреную часть себя.

Рельефы, украшавшие внутренние стены святилища, казалось, почти оживали в полумраке, их каменные глаза следили за незваными гостями. В венах Таласин загудели золотые нити Светополотна, взывавшего к себе, пробивавшегося сквозь завесы эфирного пространства. Но когда молодые люди добрались до внутреннего двора, в нем оказалось тихо, Просвет не был активен.

На каменной кладке все так же лежало дерево, которое магия Аларика срубила чуть больше четырех месяцев назад, после падения сучковатый ствол треснул, как яйцо. Аларик и Таласин долго смотрели сначала на него, а затем друг на друга.

– Они называются лелак’лете: деревья-старики, – просветила девушка скорее из желания избежать обсуждения их общего враждебного прошлого – которое, несомненно, привело бы к очередному ожесточенному спору, – чем из острой необходимости обучать его тонкостям ненаварской ботаники. – Считается, что в них обитают духи умерших, которых не похоронили должным образом.

Взгляд серебристых глаз Аларика блуждал по каменным крышам, окружавшим внутренний двор, сколотым и прогнувшимся под тяжестью старых деревьев, которые жадно заняли пространство обилием извилистых стволов, серозеленых листьев и похожих на веревки воздушных корней.

– Стало быть, здесь много неприкаянных душ.

Таласин склонила голову набок.

– Боишься?

– Не их. До меня наверняка быстрее доберутся животные.

Его тон был настолько выверенно ироничным, настолько откровенно страдальческим, что она еле сдержала улыбку, в очередной раз вызванную редкой вспышкой его тонкого юмора.

Они разбили лагерь, для чего потребовалось всего лишь сбросить сумы и расстелить спальные мешки возле фонтана из песчаника. Ужин прошел в молчании, и к концу трапезы у Таласин потяжелели веки под давлением раннего вечера, а усталость, сдерживаемая с утра, наконец вырвалась на свободу, лишая последних сил каждый сантиметр тела.

Девушке едва удалось доковылять до спального мешка и забраться в него. Последним, что она увидела, прежде чем погрузиться в глубокий сон, был Аларик, который стоял у фонтана, запрокинув голову и глядя на темнеющее небо над старыми деревьями, под первыми бликами семи лун и в слабом мерцании первых звезд.

…….✲……..

– Просыпайся.

Таласин резко распахнула глаза. Сверху на нее смотрело ярко-голубое небо, двор густо заливал солнечный свет. Девушка растерянно сощурилась. Разве еще несколько минут назад не был вечер?

Туман сна рассеялся. Она села прямо, тело протестующе застонало, охотно привыкнув за время жизни во дворце к пушистым подушкам и шелковым простыням на перине. За такую изнеженность оставалось винить только саму себя, но ей стало легче, как только она сердито посмотрела на молодого человека, который ее разбудил.

Выражение лица Аларика было бесстрастным, он сидел рядом с ней на корточках, бросая резкую тень на древний каменный пол.

– Пора начинать. Я позволил тебе немного поспать – ты выглядела уставшей, но больше нельзя терять время.

– Какой заботливый. – К ее большому огорчению, язвительность, с которой она намеревалась произнести эти слова, заглушилась сладким зевком.