Ураганные войны

Таласин представила, как делает щит. Настоящий, из гикори, воловьей кожи и железа, под руководством Аларика. На этот раз она также думала о том первом ноже, о том, как она призвала его на окраине военного лагеря в Центральных землях Сардовии, когда Вела была свидетелем. Тогда Таласин так отчаянно хотела проявить себя. Отчаянно пыталась доказать пользу своего существования. Разве сейчас не происходит то же самое? Ей нужно овладеть этим новым навыком, чтобы доказать Доминиону, что она стоит риска, связанного с сокрытием сардовийцев. Ей нужно было спасти и их, и ненаварцев от аметистовой тьмы, от пасти Пожирателя миров.

И она была так близка. Ее магия сгустилась, чтобы достичь цели, пробиваясь сквозь сомнения, старые привычки и неправильное обучение, подобно зеленому ростку, что пробивается сквозь землю. Таласин открыла глаза, в ее сжатых пальцах мерцал полупрозрачный бесформенный сгусток световой магии, который отдаленно напоминал щит, обретая все больше и больше плотности, по мере того как девушка с изумлением смотрела на него.

Аларик слегка наклонился вперед, его лицо выражало невиданную раньше эмоцию. Он выглядел… искренне довольным. Почти как мальчишка, в его вечно угрюмых чертах несколько разгладилась напряженность. И снова, как в тот день в атриуме Купола Небес, ей стало интересно увидеть его настоящую улыбку.

Вместе с секундной потерей концентрации мгновенно исчез и щит, оставив ее пальцы сжимать лишь воздух.

Столь же мимолетным оказалось и недовольство Таласин недолговечностью успеха. Его место быстро заняло чистейшее воодушевление. Она чувствовала, что сделала важный первый шаг на пути, который когда-то казался недостижимым. Способность создать щит всегда тлела внутри нее, достаточно было дать один небольшой толчок. Внутри заискрилась надежда, подобно солнечным лучам, которые мерцают в конце долгого темного коридора. Надежда на то, что мир, который она знает, не будет поглощен другой Тенью.

– Я сделала это, – выдохнула девушка, но тут же спохватилась: – То есть я почти…

– Нет. Ты сделала это, – голос Аларика был мягким и хрипловатым. В угасающем свете дня его серые глаза отдавали теплом. – Ты очень хорошо справляешься, Таласин.

И это мгновение было для них золотом – миг победы, который они разделили тут, среди камней, деревьев и духов. Магия ярко пылала в сердце девушки, а выражение лица Аларика больше не скрывало эмоций за защитной маской, и это было первым поводом для торжества за столь долгое время…

Таласин кинулась вперед, едва не перевернувшись на ненадежном узком стволе, и в порыве благодарного ликования обвила руками шею Аларика.

Его резкий вдох вмиг отрезвил ее одурманенный рассудок. Ворвался в сознание пушечным выстрелом, и этого было достаточно, чтобы наиболее болезненным образом вернуть ее к реальности. Сгорая от стыда, она отстранилась с пылающим лицом.

Или, по крайней мере, попыталась это сделать.

Аларик положил руку ей на поясницу и заставил девушку врезаться в него, прижавшись всем телом. Его обнаженная ладонь вызывала жгучее ощущение, которое не притуплялось тонкой тканью туники. Он уперся подбородком в углубление между ее шеей и плечом, кончики его волос защекотали ей щеку.

Таласин взглянула на деревья на крыше, темные на фоне тускнеющего неба. Это было откровением: оказаться в чьих-то руках, чувствовать тепло другого человека так близко, вокруг себя. Она ощутила голод, заставивший ее крепче обвить руками шею Аларика, так что между их телами совсем не осталось места, кожа прижалась к коже, настойчивость, с которой он вцепился в нее, отзывалась на каждый крик ее души, терзаемой все эти годы.

Она расслабилась в объятиях, вдыхая его запах, аромат сандаловой воды, мыла с калам-лаймом и разгоряченной солнцем кожи. Его рука медленно ласкала верх ее спины, и Таласин знала, что после того, как он отстранится, она еще долго будет чувствовать эти прикосновения.

Но она не хотела, чтобы он отстранялся. Она хотела большего. Ее правая рука опустилась к вырезу его майки и скользнула еще ниже, пальцами погладила твердые мышцы его обнаженного бицепса. По его широкому телу пробежала дрожь, и под влиянием момента он положил свободную ладонь ей на бедро, такую теплую и большую. Весь он был таким теплым и большим.

С ее губ сорвался непрошеный тихий вздох внезапного желания. Аларик замычал, тихо и успокаивающе, и они продолжили касаться друг друга, обнимать, до тех пор, пока за горизонтом не скрылись последние лучи солнца.

Глава тридцать первая

Он с трудом мог вспомнить, как его обнимала мать, а отец точно этого не делал. Аларику было не с чем сравнить ощущение, когда кто-то находится в твоих объятиях и когда обнимают в ответ. Он не ожидал, что везде, где его касалась Таласин и где касался ее он сам, будто начнет таять лед, что с головой захлестнет летнее счастье.

Он не знал – и, вероятно, никогда не узнает, – что именно заставило их вернуться в собственные тела, когда вместе с темно-синими сумерками пришло понимание происходящего.