Ураганные войны

Возможно, причиной была боль в спине и все еще скрещенных ногах, поскольку поза для объятий оказалась неудобной. Возможно – ствол дерева, на котором они сидели, что опасно сместился под их общим весом. Или даже сонное уханье птицы, устроившейся на ночлег вверху, на незаметной ветке среди крон окружавшего их тропического леса.

Что бы это ни было, Аларик и Таласин медленно отстранились друг от друга. Он ощущал не только новизну эмоций: даже несмотря на то, что прошло целое мгновение, он все еще чувствовал ее талию в изгибе своей руки, все еще чувствовал ее руки на своей шее и легкое давление ее пальцев на своем бицепсе. Она не поднимала на него глаз, в то время как он, казалось, не мог оторвать от нее взгляда.

Заправив выбившуюся прядь каштановых волос за ухо, Таласин нервно облизнула губы, и он подумал, что лучше бы она этого не делала, задержав взгляд на розовом языке, скользнувшем по пухлой нижней губе.

– Ты, эм… – Она замолчала. Снова облизнула губы, как будто придумала новый способ истязать его. – Ты хороший наставник, – сипло сказала она, ее карие глаза были прикованы к неровным узорам на грубой коре дерева. – Ты был очень терпелив. Так что… спасибо тебе.

Аларик не был готов к ее кроткой, нерешительной похвале. По его щекам разлилось тепло и поползло вверх, к кончикам ушей. Он благодарил богов за то, что солнце село, благодарил за то, что ей будет трудно увидеть, как она парой добрых слов превратила его в краснеющего идиота.

Он выдавил из себя утвердительное хмыканье, и они слезли с дерева. Ужинали молодые люди в удушливом молчании, и Аларик держался от девушки на заметном расстоянии.

…….✲……..

К тому времени как они легли спать, неловкость несколько рассеялась. Точнее, Таласин перестала шарахаться всякий раз, когда Аларик двигался или даже просто смотрел в ее сторону. С момента их объятия прошло уже достаточно времени, и стало ясно: он не намерен это обсуждать, что ее вполне устраивало.

Однако она не могла перестать думать об этом, и именно поэтому сейчас лежала, распластавшись на спальном мешке, и пожирала взглядом ночное небо, так, словно оно ее оскорбляло.

На самом деле небо вызывало досаду, ведь оно было великолепным. Круг из семи лун, от полных до серпов и половинок, висел в поле звезд, которые разливали свет мерцающими вспышками и сгрудились до того плотно, что при взгляде на них казалось, будто тонешь в вечности серебра и черноты. Таласин нашла созвездия, под которыми выросла, и мысленно подписала их названия, которые выучила всего несколько месяцев назад. Группа звезд, которую Сардовия называла Песочными Часами Лен, здесь, в Ненаваре, была известна как Плуг, и его появление возвещало о начале посевного сезона. А Шесть Сестер Сардовии здесь переродились в гораздо менее поэтичных Мух, вьющихся над небесной тушей Рогатой Свиньи.

Краем глаза она заметила, как зашевелился бугор, который был Алариком в спальном мешке.

Молодые люди одновременно повернулись друг к другу, встретившись взглядами в полумраке на расстоянии вытянутой руки.

– Расскажи мне о Бакуне, – попросил он. – Пожирателе миров.

– А нам завтра не нужно рано вставать?

– Я не могу уснуть.

– Потому что ты разговариваешь. – Но поскольку Таласин тоже не могла уснуть, она приступила к рассказу. Фактически убегая от собственных мыслей в надежде, что разговор полностью восстановит равновесие, нарушенное опрометчивым объятием. – Когда мир был еще молодым и у него было восемь лун, Бакун стал первым драконом, прорвавшимся сквозь эфирное пространство и поселившимся на Лире. Он обосновался где-то на этих островах и однажды влюбился в первую Захию-лахис, которую звали Иярам. Драконы живут на сотни лет дольше людей, так что Иярам в итоге скончалась от старости. Горечь утраты в сердце Бакуна превратилась в злость, а затем и в ненависть к этому миру за то, что он дал ему вкусить горе, за то, что сделал его единственным драконом, способным скорбеть. Бакун проглотил одну из лун и съел бы остальные, если бы народ Иярам не вступил с ним в великую войну и не изгнал его обратно в эфирное пространство.

Таласин прервалась, чтобы перевести дух. Аларик внимательно слушал, не сводя с нее глаз, тронутых лунным светом. На мгновение ей вспомнился приют в Тукановой Голове, когда такие же дети, как она, лежали на тонких подстилках и обменивались историями, ожидая, когда их заберет сон. Сама она всегда только слушала, ощущая, как камень и солома впиваются ей в спину. У нее ни разу не было собственной истории, которой она могла бы поделиться.

– Даже сейчас эта великая битва снова и снова повторяется на небесах, – продолжила девушка. – Всякий раз, когда происходит лунное затмение, ненаварцы говорят, что это Бакун возвращается в Лир и пытается поглотить еще одну из лун, пока его не побеждают духи предков, что сражались с ним в первой войне.

– И я полагаю, раз в тысячу лет он почти побеждает, – заметил Аларик. – Так появилась Безлунная Тьма.

– Ночь Пожирателя миров, – согласилась Таласин.