Уранотипия

Петр Петрович только покрутил головой. Но ночь, великолепная ночь, уже вступала в свои права. Разговор затухал, мир стоял перед великими событиями, и Львов знал, что ему завтра предложат.

Ему отвели комнату в доме командира, который жил без семьи и почти без слуг. Только он заснул, ему привиделись удивительные картины — ему представился великий сборный пункт, иначе говоря, военный лагерь, где русские прапорщики учили евреев военному делу. Из подданных Российской империи и Царства Польского собирались полки, а из полков — дивизии.

И вот уже целая армия, оставляя за собой пыль и обозы с визжащими женами и детьми, двигалась на юг. Начиналось новое переселение народов. Армия проходила Малороссию и разделялась — одна ветвь, миновав Грузию, вторгалась в турецкие пределы на востоке, другая на кораблях приближалась к Стамбулу и тревожила османов на западе. Турецкая армия расступалась перед этой миллионной силой как Черемное море. Русские солдаты, споро работая веревками, поднимали крест над Софийским храмом, как малую плату за помощь в этом предприятии.

И вот уже евреи вступали в Палестину, сдерживаемые только обязательством уважения к христианским святыням. Мир переменялся, и поход Бонапарта в Россию казался детской прогулкой по сравнению с этими переменами.

Новые крестоносцы выходили на сцену, и великая империя несла народам мир и благоденствие. Ну, даже туркам. Петр Петрович обнаружил себя на вершине Храмовой горы, потрясенного этим величием.

Но вдруг среди этого великолепия освобожденного Иерусалима он увидел того новороссийского чиновника из их общего прошлого, который ехал по выжженной солнцем Святой земле в дрожках. Рядом с ним сидела нескромная красавица, и чиновник с чувством читал ей стихи:

 

Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня следуя душой

Закону бога-человека,

С тобой целуюсь, ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцелуй я, не робея,

Готов, еврейка, приступить —

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.

 

Потом все смешалось, и сон проглотил и дрожки, и еврейку, и миллионы вооруженных людей, идущих на армию стамбульского паши.

Утром они сошлись за завтраком.

Павел Иванович был хмур. Кажется, он решил, что наговорил лишнего, но его гость упредил этот страх.

— Я все понимаю. Но история показала нам, что всякая война должна быть подкреплена рублем. Адам Смит…

— Да, — махнул рукой Павел Иванович, успокаиваясь. — Что там рублем, любое предприятие должно быть подкреплено золотом. И я уже работаю над этим. Есть у меня один жид, который специализируется на выработке золота… Нет, не смейтесь, речь идет не о философском камне, а о золоте, похожем на настоящее.

— Что вы говорите, это ведь вроде подделки ассигнаций.

— Нет, все по закону. Но скажите прежде: вы ведь будете наш, чтобы я вам доверился?

— Я буду ваш, если пойму, сколько крови прольется на вашем пути к справедливости.

— Русской крови прольется немного, уверяю.

Петр Петрович озабоченно ответил:

— Должен вас предупредить: в штабе армии о вас говорят с некоторой тревогой. Казенные суммы…

— Я слышал. — Павел Иванович поджал губы.

— Очень большие, — добавил гость. — Скоро будет ревизия.

— Скоро ничего не будет, — загадочно отвечал полковой командир и в подтверждение своих слов повел гостя в слободу, к дому аптекаря.

Они прошли через общую часть и ступили в ту, где по стенам висели коренья, а на столах стояли ступы для порошков. Там их встретил Соломон, в котором Львов узнал старого еврея, стоявшего под окном постоялого двора. Аптекарь отворил еще одну дверь, казавшуюся незаметной. За ней Львов увидел помещение с большим тиглем и два медных сосуда, похожих на гигантские самовары, соединенные трубками.

В комнате было жарко.

«Странно, — подумал гость, — огонь ведь не горит. Неужто это самое чудо?»

На особом столе лежали пять золотых монет без профиля, но с четкой вязью чужих букв.

Павел Иванович улыбнулся:

— Да, вы угадали — это салтанеи. Сто лет назад их привозили казаки из своих походов. Мы вернем древние золотые монеты султана в оборот и когда-нибудь оплатим ими поход на юг, но прежде оплатим поход на север.

— Вы помните, что у нас положено фальшивомонетчикам?

— Не рубли, — полковой командир был непреклонен, — только салтанеи. Стандарт венецианского дуката, один золотник по нашему счету. Этим будет оплачена справедливость на севере и справедливость на юге.

План был величественен и прост, злато ломило булат, золото, произведенное в двух самоварах, меняло судьбу двух империй.

 

Петр Петрович всю обратную дорогу подпрыгивал в коляске как Петрушка, а по возвращении написал благожелательный рапорт. Эту бумагу вернул ему генерал, потому что дочь генерала неровно дышала к Павлу Ивановичу. Рапорт был возвращен, поскольку над командиром ***ского полка сгустились тучи, и в начале зимы он был арестован. Просить за него было бессмысленно, Павел Иванович сделался будто прокаженный.

Потом случилась известная неприятность с этим полком и еще с другими. Ударили пушки под Белой Церковью, и кровь полетела каплями на декабрьский снег как новогоднее конфетти.