— С мечом в руках, — зачем-то прибавил разговорчивый европеец.
«А ведь он — не англичанин, — подумал Кторов. — Этот настырный шпион наверняка шотландец. Только люди, которым пришлось выбирать между Империей и нацией, так любят Империю».
— У всех нас Небесный Иерусалим в сердце, так отчего же всякому народу не иметь его икону на своей земле? Икона — это…
Но сомнительный англичанин не дослушал или не захотел расслышать. Про иконы ему было неинтересно.
— Но если символ Города так хорош, зачем сюда ездят русские паломники? — спросил он.
— Да помилуйте, если у вас есть хороший портрет родителей, вы не можете их навестить?
Англичанин снова рассмеялся, но было понятно, что эту часть разговора он придумал специально, чтобы собеседник не так часто вспоминал вопросы о войне и географии.
Этим сейчас и занимался Кторов, и затем и писал своим людям в Сирию. И чтобы он написал очередное секретное письмо, извозчик вез его по Адмиралтейскому бульвару, где вовсю готовились к Масленице. Повсюду лежали доски и какие-то тюки. У этих куч стояли ражие молодцы и караулили свое богатство от городской шантрапы.
Погоды стояли переменчивые, и несуществующая нога болела. Но повернуть домой нельзя, потому что письмо должно быть написано, а потом совершить тайный путь на Восток, который на карте выходил югом.
За работой он забыл о пропавшей ноге и вспомнил о ней, только поехав в Семеновский полк к племяннику. Племянник собирался жениться после Пасхи, но дело слаживалось туго, как всегда помогли бы деньги, а денег у племянника не было. Деньги были у Кторова, но не такие большие, чтобы решить все дело. Поэтому они изображали родственную любовь: Кторов менее искренне, а племянник — куда более.
Еще подъезжая, Кторов услышал резкие крики, но это просто солдаты упражнялись на плацу. Начиная движение на первом шаге, на третьем они кололи штыком соломенное чучело.
Кторову зрелище штыковых учений никогда не нравилось. Он помнил, как в его палату вбежал солдат-итальянец и каким пустым было лицо. Впрочем, и у чучела в деревянной раме тоже не было лица, и нельзя было понять, переживает ли оно, когда в соломенное тело входит штык.
В старые времена у масленичного чучела тоже не было лица, сейчас народ потерял страх и стал изрисовывать Масленицу углем и свеклой. Так, по крайней мере, говорил ему дядька в корпусе.
Масленица, та девушка пропала тоже на Масленицу, сошла будто снег, и щеки ее не были румяны. Каждый год к нему приходили эти воспоминания, и от них нельзя было отбиться, как от натиска французов на его полубатарею. Иногда то исчезновение казалось ему очистительной жертвой, которую он принес миру, но лицо, раз в год появлявшееся перед ним во снах и забытье, напоминало, что это не только его жертва.
Племянник, на удивление, был весел. Оказалось, что тетушка, седьмая вода на московском киселе, обещалась помочь, и Кторов почувствовал себя немного уязвленным. Что, в конце концов, у него есть, кроме юного шалопая в эполетах? Пыльные книги? Бумаги разной степени убедительности, что он пишет начальству? Разговоры с профессором Витковским, которые подслушивают десятки кукол, будто кровожадные члены Конвента. Куклы были очень странные, а недавно Витковскому привезли китайских кукол, что вставлялись одна в другую. «Это, — подумал Кторов, — похвальная экономия места».
Кторов с Витковским говорили в основном о смерти. Всякий философский разговор в итоге оказывается разговором о смерти или о тех жертвах, которые ее отсрочивают, но не отменяют.
Итак, на юге, который по недоразумению назывался Восток, набухала, как грозовая туча, новая война. По дороге обратно Кторов думал о том, что давно вывел для себя правило, что войны не кончаются никогда, просто меняются места сражений. Только что мы воевали с турками, потом — с персами, потом снова начнем воевать с турками. Он, как и утром, подумал о том, что османы воевали сами с собой, вернее, с египтянами, давно ставшими частью их империи. Но теперь армии, кажется, сошлись не так далеко от Мегидо, того самого Армагеддона, про который всякий гимназист учил сперва на уроках Закона Божьего, а потом по истории. Солдаты с замотанными лицами бились друг с другом в библейской пустыне, но их платки не спасали от песка, если начинался сильный ветер с востока. Все это — азбука войны, сухой и пыльной, которую плохо понимали в сыром Петербурге.
А вот Кторов понимал ее очень хорошо, поэтому хвалил своих людей в Палестине и писал им много. А из ответных писем, где благодарность прописана между строк, он составлял Представление. Самое главное — иметь Представление. Полководцы, не имеющие Представления о происходящем накануне войны, получают его во время битвы, и тогда оно оказывается неприятным. А вот те цари, что имели Представление накануне, как правило, выигрывают войны, истребляют своего врага и предают огню вражеские города.