— Место хорошее, — уверенно повторил Холмогоров. — Хотя, как мне кажется, его не помешает освятить. Что-то здесь действительно не так, но связано это не с самим местом, а с людьми, которые здесь бывали. Что же до отца Михаила, то по отзывам архиерея я составил о нем самое лучшее мнение. Да и письма его о многом говорят. Хотя душа человеческая — потемки…
— Потемки, это верно, — согласился Потупа. — А вот насчет людей вы сказали… Это откуда же вы узнали, что здесь нехорошие люди бывали?
— Зло оставляет след, — сказал Холмогоров. — Он не виден, но ощутим. Каждый человек способен почувствовать присутствие зла, но не каждому дано умение разобраться в своих ощущениях. Бывает, человеку вдруг становится не по себе, а отчего, почему — непонятно. А дело, быть может, в том, что он находится на месте, где когда-то произошло убийство или иное злодеяние.
— Да, это бывает, — с невольным уважением подтвердил Потупа.
Холмогоров внимательнее всмотрелся в унылую вислоусую физиономию Семена Захаровича и вдруг понял, что его слова неожиданно угодили в больное место. Похоже, начальнику местной управы было не по себе непрерывно и так давно, что это состояние сделалось для него привычным, как для хромого привычна его хромота, а для близорукого — очки или контактные линзы. Человек может приспособиться к чему угодно, к любым условиям жизни, к любому увечью; увечьем Семена Захаровича Потупы был постоянный страх, серым липким туманом клубившийся в его сжавшейся в комок душе.
Алексей Андреевич снова обвел взглядом расстилавшуюся внизу панораму поселка. Нет, место было не виновато. Оно, это место, было красивым и чистым, но исходящее из неведомого источника упорное, целенаправленное зло уже начало пропитывать землю, растворяться в воде и отравлять души людей ядом. Холмогоров ощущал его так же явно, как если бы кто-то водил по его груди кончиком острейшего финского ножа.
— Так что история у вас тут вышла довольно странная, — сказал он Потупе, который стоял рядом, дымя очередной папиросой и равнодушно глядя в никуда. — На этом месте нет никакого проклятия, и тем не менее вы утверждаете, что в церковь трижды на протяжении одного года ударяла молния.
— Это не я утверждаю, — немедленно ощетинился Потупа. — Это люди говорят, которые видали.
— А поговорить с этими людьми можно?
— Чего ж нельзя-то? Чай, не глухонемые и не французы какие-нибудь. Поговорить — это сколько душе угодно. Ступайте и говорите себе, покуда не надоест.
— А с кем конкретно я могу побеседовать на эту тему?
— Конкретно? Хр-р-р — тьфу! Если конкретно, так я уже, признаться, и не упомню. Сказал мне кто-то — молния, мол, это была, — да я тогда, видать, внимания не обратил. Когда огонь тушишь, некогда запоминать, кто да что. Вы к участковому, к Петрову, сходите, его спросите. Он расследование — хр-р-р, тьфу! — проводил, с него и спрос.
— А где его искать?
— Искать его в управе — вон, где флаг висит, видите? Только сейчас, под вечер, не советую, он уже с обеда, поди, лыка не вяжет. Лучше завтра, прямо с утречка. Вот охотников с собаками на поиски отправим и сразу к нему. Если он, конечно, последнюю память не пропил.
— Я вижу, вы его недолюбливаете, — заметил Холмогоров.
— Я-то? Хр-р-р — тьфу! А за что мне его любить, ежели он не баба? Человек он нездешний, из города присланный, ничего про наш народ не знает и знать не хочет. Только и делает, что с утра до вечера водку глушит да к бабам вяжется, ей-богу, как кобель. Своя-то, сказывают, от него еще в городе ушла. В толк я не возьму, для чего он тут нужен. Да, ежели по правде, я и про себя-то не знаю, зачем с этим портфелем по поселку слоняюсь, чем управляю, какие такие реформы провожу. Вона, когда Ельцин воцарился, нам из райцентра только через полгода додумались подсказать: дескать, флаг-то смените, другой у нас теперь флаг, царский. Конченый мы тут народ, всеми забытый — и людьми, и Богом. И батюшка, отец Михаил, напрасно к нам приехал. Бился как рыба об лед, а кому оно надо? По домам ходил, в церковь зазывал, про Бога чего-то втолковывал — даже мне втолковывал, чудак, а у меня двадцать пять лет партийного стажа за пазухой. Хр-р-р — тьфу!!! Чует мое сердце, не увидим мы его больше. И вы сюда зря приехали, только время даром потратили. А еще, не ровен час, стрясется с вами что, неприятностей после не оберешься… Ну что, закончили мы тут с делами? А то мне там с катером опять из района циркуляр какой-то передали, надо идти разбираться, чего они там снова навыдумывали, реформаторы…
— Конечно, ступайте, Семен Захарович, — сказал Холмогоров. — Большое вам спасибо. Только подскажите, как пройти к дому отца Михаила.