Уравнение Гровса с тремя неизвестными

— В контрактах нет пункта о запрещении забастовок! — кричали возмущенные ученые, — отправляй петицию или завтра половина численности штата не выйдет на работу!

— Что теперь посоветуешь? — тихо спросил Гровс сидящего рядом Оппенгеймера.

— Да отправь ты эту никчемную бумажку Президенту! — отвечал тот, — на нее никто все равно не обратит внимания! А если они забастуют, тогда тебя точно снимут с должности!

Гровс успокоил ученых, пообещав следующей служебной почтой отправить петицию Президенту Рузвельту. Ему пришлось, скрепя сердце, выполнить это обещание и вскоре петиция поступила в канцелярию Белого Дома. Первым кто читал почту Рузвельта, был государственный секретарь Эдвард Стеттиннис, назначенный Советом по международным отношениям по протеже Вайнбурга, главного «серого кардинала» Совета.

В этот же день было получено секретное послание Черчилля с требованием проведения против СССР операции «Немыслимое». Ознакомившись с текстом послания, Стеттиннис придержал документ, чтобы, как обычно в подобных случаях, довести его содержание до Вайнбурга, а тот в свою очередь до членов совета. Это нужно было для того, чтобы иметь мнение большинства еще до ознакомления Рузвельта с подобным документом. Чтобы не собирать заседание совета, Вайнбург звонил каждому его члену по телефону и собирал мнения по решению вопроса, связанного с получением документа. Затем доводил его содержание до президента и настоятельно «рекомендовал» принятое советом решение.

В конце рабочего дня Стеттиннис вошел в Овальный кабинет президента с папкой, в которой лежало послание Черчилля. Цитадель президентской власти — Овальный кабинет имеет три больших окна, выходящих на юг, и четыре двери. Восточная ведет в Розовый сад, западная в небольшой частный кабинет и столовую, северо-западная в коридор Западного крыла, северо-восточная в кабинет личного секретаря президента. Рузвельт был один в кабинете и сидел за своим рабочим столом перед южными окнами, из которых виднелся Капитолийский холм. За его спиной красовались два символа: государственный флаг США по правую руку и президентский штандарт — слева.

Паркет Овального кабинета покрывал такой же формы ковёр, в его центре — американский герб. Шторы плотной драпировки с изысканным узором и голубой каймой, с тяжелым складчатым ламбрекеном. На приоконном столике за спиной несколько фотографий разных лет: ссотрудниками и посетителями Овального кабинета и последняя, семейная — с супругой Элеонорой и тринадцатью внуками. Видна картина статуи Свободы, висящая справа от окна, с другой стороны полотно работы Чарльза Гауссама «Пустынное авеню».

Самый известный элемент интерьера — стол Президента. Он является символом преемственности американской власти. Если ковры и шкафы, картины и кресла президенты меняют на свой вкус, то стол здесь был на все времена, ему больше ста лет. Его нельзя выбросить, купив новый, ведь американцы не представляют главу страны без этого стола. Эта мебель для них — знак прочности и устойчивости бытия. Если президент находится в Овальном кабинете за рабочим столом, значит, всё в этом мире спокойно и нации ничего не угрожает. Госсекретарь сел на обычное место, предназначенное для его статуса, и дружелюбно улыбнулся президенту.

— Вы ознакомились с петицией ученых, сэр? — спросил он.

— Ознакомился, Эдвард! Я понимаю озабоченность людей, кто в полной мере представляет себе угрозу применения этой супер бомбы, — отреагировал Рузвельт, — и считаю необходимым заверить их, что наша страна никогда не применит ее первой! Я уже дал поручение своему личному секретарю Стиву подготовить такой ответ ученым Лос-Аламоса.

— Мнение большинства членов совета по международным отношениям таково: не стоит идти на поводу у кучки ученых, сэр, — возражал Стеттиннис, — пусть даже и гениальных! Что они могут предпринять, если не давать им никакого заверения?

— Во-первых, это не «кучка», а цвет нации, лучшие ее умы, — возражал Рузвельт, — петицию подписали все нобелевские лауреаты, работающие в Лос-Аламосе! Их не следует оскорблять молчанием на их требования! В противном случае, они умышленно начнут затягивать работы по исследованиям немецких бомб, а, значит, созданию собственной. В случае невыполнения их требования, как записано в петиции, они разорвут контракты с правительством!

— По условиям их контрактов, сэр, они не могут этого сделать в одностороннем порядке, — убеждал президента Стеттиннис.

— Но это нарушение нашей Конституции! — возразил Рузвельт, — мы не можем навязывать им принудительный труд!