Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка

Демократические правительства последних двух десятилетий разработали несколько программ, действующих на национальном уровне и призванных поддержать создание новых публичных пространств или восстановление поврежденных пространств такого рода, использовавшихся традиционно. Если говорить о застроенной территории, пожалуй, наиболее важной следует считать Программу городских парков, которую вело MINVU с 1992 по 2002 год375. Программа была призвана учреждать парки отдыха преимущественно в депрессивных зонах города; как только парки сдавали в эксплуатацию, управление передавалось Parque Metropolitano de Santiago (PMS): институции, изначально созданной для управления одноименным парком, расположенным на холме Сан-Кристобаль и являющимся самым большим городским парком Чили, площадь которого составляет порядка 700 га. Тем не менее эту модель использовали лишь для 17 парков, разбитых в Сантьяго в рамках вышеозначенной программы; она не стала агентством, управляющим публичными пространствами и способным распоряжаться более чем 250 парками города. Это замечание пригодится в обсуждении нашего примера, поскольку трудности управления серьезно повлияли на дизайн и строительство парка Пеньялолен.

Pobladores как политический агент за пределами государства и рынка

Несмотря на традиционную централизацию власти в чилийском республиканском государстве, несколько общественных движений во второй половине XX века решились присоединиться к борьбе за право на жилье и, если мы взглянем на это с более современной точки зрения, за право на город. Они пытались создать собственные жилые пространства за счет tomas – буквальных захватов, происходивших на территории бывших фермерских земель или заброшенных участков. Обосновавшись там, они выстраивали неформальные поселения, которые со временем превратились в развитые соседства. В феномене tomas можно обнаружить историческую и общественную традицию: pobladores обретали идентичность, сопряженную с их классовой и политической борьбой, а выстроенная среда оказывалась результатом усилия всего сообщества.

Некоторые исследователи, в том числе историки и социологи, утверждали, что понимание pobladores как политического субъекта латиноамериканской истории потребует отказа от существующих социальных категорий. Марио Гарсез (Garcés) настаивал на том, что движение pobladores отличается от традиционно представляемого рабочего класса, поскольку не связано с промышленным трудом, который предполагают «классическая» маркистская теория и левая мысль. Более того, Гарсез утверждает, что рабочий класс «всегда оказывался лишь фракцией народных масс и что многим беднякам обоих полов не удавалось достичь положения рабочих», в силу чего они, по словам Гарсеза, были вынуждены оставаться «субпролетариатом». Тем не менее женщины, преимущественно работавшие прачками или служанками, и мужчины, чаще всего занятые на временных работах или являвшиеся независимыми ремесленниками, «были главными героями движения pobladores»376.

Большинство исторических исследований, посвященных pobladores, сосредотачивается на периоде 1957–1970 годов, избирая стартовой точкой основание поселения Ла Виктория, первого крупного и успешного toma второй половины XX века377, и заканчивая обзор инаугурацией президента Сальвадора Альенде. В это время ситуация с жильем в Сантьяго стала критической: в город стекались люди из малых поселений со всей страны, а в самом Сантьяго недоставало институциональных инструментов, которые бы адекватно отвечали разрастающейся проблеме. Появление большинства tomas происходило по однотипному сценарию: обитатели прибрежной зоны рек или каналов, как правило, участвующие в программе получения социального жилья и уставшие ждать его возведения, объединялись, захватывали землю неподалеку и принимались самостоятельно строить дома. Земля обычно соответствовала двум критериям: она находилась на периферии и принадлежала государству (как правило, CORVI, государственной жилищной корпорации, финансовые и организационные возможности которой были недостаточны для разрешения задач публичной политики).