Urban commons. Городские сообщества за пределами государства и рынка

Проект парка можно рассматривать как стратегическое политическое решение конфликта, который обозначили toma: опираясь на поддержку корпоративных медиа, политики за счет предлагаемого публичного пространства смогли сместить фокус конфликта, переописав pobladores и их борьбу за право на город и жилье как организованную группу лоббистов, жаждущих «приватизации». Проделав такой шаг, местные власти предоставили республиканскому правительству возможность сохранить статус-кво в вопросах политики жилой застройки, то есть продолжить закупать самую дешевую доступную землю и отказывать другим инициативам, претендующим на возможность жить в центре города и интеграцию (вместо изоляции).

Объединение локального и республиканского правительств оказалось эффективным на каждом из этапов. Их совместная работа позволила значительно снизить стоимость земли за счет изменений в Генеральном плане зонирования и землепользования Сантьяго: земля под жилую застройку была переведена в статус зеленой зоны. Эту перемену инициировало Министерство строительства и городского планирования. Такое изменение статуса вынудило владельца вступить в политические переговоры с правительством и отдать землю за куда меньшую сумму, которая, впрочем, все равно в пять раз превышала цену, по которой MINVU (Министерство жилищного строительства и городского планирования) закупало и продолжило закупать землю, предназначенную для возведения социального жилья.

Эта сделка обозначила водораздел в процессе оспариваемого производства пространства, потому что земля, занятая toma, обрела статус «национального блага» и, таким образом, перешла в собственность государства; тем не менее, как мы объяснили ранее, это вовсе не обязательно делало благо доступным для общественного использования. Предложение по строительству парка, выдвинутое локальным и республиканским правительствами, стало неоспоримым аргументом в борьбе за право на город (в данном случае за право располагаться в центре города (centrality)382), позволив противопоставить публичное пространство доступное всем – «частным интересам» группы pobladores.

Таким образом, последних лишили права распоряжаться «национальным достоянием», которое создавалось в первую очередь за счет их самоорганизации и борьбы. Государство не только юридически забрало пространство – оно совершило и символическую апроприацию, до определенной степени лишив горожан возможности помыслить городское пространство за пределами бинарной (и вводящей в заблуждение) оппозиции частного и публичного (то есть в действительности принадлежащего государству). Позднее – что напоминает проблемы и ошибки общественных институций, действовавших в Чили в 1950‐х, – вокруг парка успели создать целое множество разных проектов и предложений по разработке, сменявших друг друга. Концепция парка претерпела изменения; из соседского парка (community park) – обещанного государством демократического общественного пространства – он превратился в спортивную зону под контролем республиканского правительства, обустроенную, чтобы принимать часть Южноамериканских игр 2014 года. Но это уже совсем другая история.

Заключение

История toma в Пеньялолен резко опровергла официальный дискурс – в тот самый исторический момент, когда чилийские элиты поздравляли себя с успешным так называемым «переходом к демократии» и с экономической моделью, которая живописала массовое возведение социального жилья как одно из главных достижений этого перехода. Этот проект запустил работу государственных и корпоративных машин, стремившихся предотвратить эксперимент по созданию «новых совместностей», не дать ему развиться в более широкое и глубокое движение, которое могло бы стать историческим прецедентом. Если мы попытаемся определить, что могли бы означать «совместности» в приложении к публичным пространствам в чилийском контексте, важно принимать во внимание слабую роль и то положение, которое приходилось занимать «гражданскому обществу» внутри контекста, отмеченного существованием высокоцентрализованного президентского государства, которому свойственны авторитарные тенденции. С другой стороны, нарастающее влияние корпоративной силы, все более вовлеченной в процесс принятия решений в области градостроительства (особенно в 1980‐х), определило контекст, в котором совместности неизбежно оказывались контркультурной точкой зрения или даже радикальной политической позицией.