Урманы Нарыма. Роман в двух книгах

— Ага. Я вышел на просеку — солнце как раз поднялось. Вижу: сидит он черной копной на сосне, красным огнем до блеска его осыпает. Вытянул шею, вертит головой… Я замер… Минуту сидел глухарь настороженно, потом давай снова клевать… Ружье у меня как-то само к плечу поднялось и выстрелило… Не дал покормиться птице.

— Не жалкуй! Скажи лучше, как нефтяников кормят теперь?

— Разнообразно. Кормят мясом, картошкой, горохом, тушенкой, компотом. Кисели варят клюквенные… по моему заказу.

— Кисель зубов не портит. В самом деле, добрый повар у вас?

— Не в обиде, отец, не в обиде!

Михаил тут же представил себе Дашу в поварском накрахмаленном колпаке, ее помощницу Алевтину, суетную, болтливую бабу… От жара плиты щеки у Даши красные, русые волосы над ушами слегка выбиваются из-под белизны колпака, ласковый взгляд и улыбка — для всех, а когда он приходит, Даша от нежности просто сияет вся, не может сдержаться, чтобы не показать ему, как он ей мил. Сейчас он подумал: «Как там она? Что делает Харин? Отступился бы уж от нее поскорей. Ну раз не любит она его, презирает, так чего губы кусать? Не мужик, что ли?»

— Хорошо, что снабжение наладилось, — говорил отец. — А то в прежние годы ваши снабженцы все больше на мою добытую лосятину полагались, покупали ее через кооперацию. В лицензиях им не отказывали. Они мне лицензии отдадут, а я добываю. Помогал…

— У нас свой орс, а начальник — Блохин, Андрей Петрович. Не слыхал о таком? Разворотливый, но и тяжко ему. К нам сюда завозить харчишки далеко, неудобно… У Блохина с нашим Игнахой приятельские отношения.

Ах как помрачнел при этих словах Хрисанф Мефодьевич! И закашлялся вдруг, и нос стал высмаркивать в скомканный серый платок. Вспомнилась снова стычка вот здесь, в зимовье, при падении разбитый нос… Сам виноват, а вина из души наружу никак не идет. Шепчет чей-то далекий, как из преисподней, голос: «Не винись… не винись…» Захватило упрямство, заколодило, заклинило сердце… И заворчал:

— Что Игнаха! Он знакомства себе по выгоде ищет! Раз Блохин ваш при орсе, то Игнаха, значит, при Блохине…

— Зря ты, отец, на Игнаху дуешься. Он — хозяин, мужик. И в семье у них лад. Разве плохо?

Кипело в кастрюле варево, трещали дрова, свет от лампы из-за темноты на дворе стал еще ярче. Хрисанф Мефодьевич молча лежал на постели, а Михаил, пристроившись ближе к светильнику, взялся за книгу, которую принес с собой. Отец спросил, видать, надоело молчать:

— И про что там написано?

— Про тюменскую нефть и газ. Мне наш участковый геолог Андрей Михайлович подарил. Ты, говорит, любопытный, так возьми и читай.

— Интересно… А наша, нарымская нефть? Есть о ней книги?

— Пока не встречал, кроме отдельных рассказов.

— Коль про Тюменщину есть, надо чтобы и про Нарым было, — убежденно высказался Хрисанф Мефодьевич. — Справедливость во всем должна быть. Мы тут тоже не лыком шиты и свои дела делаем. Новые залежи почти каждый год числом прибывают.

— Патриот ты, отец. Хорош! — похвалил Михаил и вздохнул от прилива сильного чувства. — В родном краю на болоте и лягушки соловьями поют. — Он прикрыл книгу, заложив в нее палец. — Знаешь, отец, с моими профессиями работы искать не надо, сама найдет. Но я ведь хочу еще на бурильщика выучиться. Тогда уж по-настоящему стану нефтяником.

— А сейчас… вроде сбоку припеку, что ли?

— Да нет. Но понимаешь… Теперь буровые на электрическом приводе, а дизели на тот случай, если выбьет где-нибудь ток. Вот и дежуришь, ждешь… неполадок на линии. А они, слава богу, редки. Что остается делать? Сидеть, покуривать? Мне не подходит ни то, ни другое. Иду к мастеру, прошу занять работой. Работу находят конечно. Когда на погрузку-разгрузку пошлют. Когда на сварку-резку. С автогеном люблю, у меня получается. Недавно в Центральном пускали котельную…

— Взяла ж тебя эта нефть в оборот! — не то с досадой, не то с похвалой высказался Хрисанф Мефодьевич. — Поди, ничем иным не отманишь, прилип!

— Куда теперь отманивать? — Михаил помолчал, пошелестел страницами книги, приоткрыв ее, потом захлопнул, отложил и уселся на нарах удобнее, у самого изголовья. — Нефть в России, если ты хочешь знать, начали искать еще при царе Борисе Годунове. И называлась она тогда «каменное масло». По Енисею, Тоболу, в Забайкалье уже в те времена встречались обильные выходы нефти. Петр Великий указ издал о вывозе из Сибири в столицу «каменного масла». И для чего бы ты думал?

— Пятки барыням смазывать, чтобы не мерзли! — отшутился Хрисанф Мефодьевич.

— Почти угадал. «Каменное масло» везли в Петербург для аптек. Это о чем говорит? Мало добывали. До смешного мало!

— В Сибири когда-то и коровье молоко склянками выдавали аптекари больным детям, — сказал Савушкин-старший. — Зато теперь молоко в каждом доме. И нефть по трубам целыми реками гонят! Не оскудели бы насчет «масла-то каменного»! — Он показал пальцем на землю. — Поди, не бездонно ее, нефти-то.

— Конечно, отец, не бездонно. Почему и трубят во все трубы о бережливости… Сибирская нефть вообще-то предсказана академиком Губкиным, Трофимуком…

Хрисанф Мефодьевич хлопнул себя по колену, словно сор какой сбил.