Урманы Нарыма. Роман в двух книгах

Смена руководства в Парамоновке совпала с приездом сюда заместителя министра топливной промышленности. Прилетел — встретили. Видом солидный, манерами степенный. Интерес проявил ко всему неподдельный, сразу пошел в Заовражном по объектам, весь поселок шагами вымерял и вокруг Заовражного снег обтоптал, дышал тяжеленько, ибо грузен был, но тяжесть ходьбы сносил терпеливо, да и на свежем морозном воздухе легче дышалось, чем в министерском-то кабинете. Все лицо захватило румянцем… Потом на участки летали. И потратили на все это целых два дня…

Запросил министерский товарищ сибирскую баньку. Какой разговор! Давно уж готова была — только намек подать. Парная чипуровской бани гудела от пара, и пар был зело знойный. Елена Диомидовна уж постаралась вытопить. Московский высокий гость банился, парился всласть, в предбаннике отпивался брусничным морсом, снежком натирал разгоряченное тело.

После бани, конечно, застолье. Там заместитель министра речи держал, да мастерски так, цветисто, пространно, с сургучным блеском в глазах и огурцом на вилке. Сам растрогался и всех остальных, кто там присутствовал, в умиление привел, когда слова произнес:

— Заовражный мы сделаем садом!

Ну, просьбы, понятно, пошли: нужно выделить ассигнования на капитальное строительство, нужны дороги, необходимо улучшить соцкультбыт. И о станках Чипуров речь повел, которые следует установить на месторождениях нефти и подбирать там, в дело использовать снятый с буровых площадей лес. Заместитель министра отчалил, видя на лицах провожающих задумчивость, близкую к грусти…

— Как он тебе показался? — спросил Чипурова Румянцев.

— Вижу его второй раз. Когда меня в Ленинград посылали учиться, он в Москве приглашал на беседу. Много расспрашивал, ну и конечно об увлечениях. Я ответил, что всю свою жизнь увлекался только тайгой. А разве не так? Из леса — грибы и ягоды. Из леса — орехи, пушнина, дрова и стройматериалы. Как с юности начал, так и пластаюсь за кубометры, за их качество и количество. Кажется, понял меня заместитель министра, секретарше своей велел нам чаю подать. Пили, помню, с хрустящим печеньем, сахар — вприкусочку. Вот за чаем мы и уговорились, что-посетит он наш Заовражный при случае. Думаю, что на то, как мы его встретили, не посетует. Да, глядишь, и поможет чем-нибудь нашему леспромхозу.

— А чего ему сетовать! — сказал, как недовольство выказал, Николай Савельевич. — Не одним его чаем поили. И не одним жареным карасем, косачом кормили. Уха из стерлядки была. Осетрина присутствовала. Клюква, черника, брусника… А настораживает: словоохотлив больно! Обещания дает горячо, без оглядки и оговорок, так сказать, лба не морща. Мало я веры держу на его обещания…

— Из того, что сулил Заовражному, хоть бы половину дали, — призадумался Чипуров.

Сомнения Румянцева стали оправдываться. Время текло, а в Заовражный ничего ровным счетом не поступало. Или в министерстве все фонды уже успели распределить, или просто о далеком нарымском леспромхозе забыли. На деле вышло, что обули Заовражный в «посульные лапти».

Чипуров поехал в Парамоновку к другу детства, которого давно называл не иначе, как Финансист. Он действительно был финансистом в масштабах здешнего района — голова светлая, рука твердая.

— Как быть? Дай совет. В чем Заовражный успел, ты хорошо знаешь. Но я под посулы московского гостя размахнулся не на шутку. Надо сводить теперь концы с концами. Но где средства взять?

Финансист роста был невеликого, глаза у него — орехового цвета, чуть навыкате, с легкой раскосинкой. Он умно смотрел на Филиппа Ефимовича и с грустью посмеивался.

— Я всегда с верой жил, — сказал Финансист. — С верой в то, что людей, на слово ветреных, когда-нибудь перестанут совсем допускать до высокого руководства. Вот ты думал, наверно, что твой заместитель министра тебе в рот меду положил? А вышло, что это не мед, а деготь. — Слова у Финансиста вырывались взволнованные, а когда он начинал волноваться, то зубами счакивал, как если бы травинку старался перекусить или поймать ртом комара на лету. Чипуров не обращал на это внимания: у Финансиста такое с детства, от испуга какого-то. — И вот я чего еще жду: пересмотрят в правительстве наши финансовые крючки-закорючки, инструкции. Не может так продолжаться дальше. Сильно сдерживают бесчисленные ограничения тебя и таких, как ты. Почему организациям, имеющим деньги, нельзя ничего купить за безналичный расчет? Непробиваемость финансово-банковских органов скоро, я думаю, должна кончиться. Косность, гибкости нет. Все клубком перепуталось, и нужную ниточку бывает трудно вытянуть.

Чипуров не перебивал, заведомо готовый выслушать жалобы Финансиста. Сейчас тот коснется, думал Филипп Ефимович, заработной платы инженера, шофера, уборщицы, скажет, что инженерная работа давно не в почете по причине низкого оплачивания, что водителю автомобиля на дальних трассах работается выгоднее, чем начальнику гаража или автоколонны. Наверняка финансист района пройдется и по товарной массе, из которой почти половина — неходовщина. Но Финансист вдруг кратко подвел черту, произнеся слова: