Уроки химии

Вошла его секретарша с большой стопкой писем.

– Те, что требуют срочного ответа, лежат сверху, мистер Пайн, – сказала она. – И еще: быть может, вы не знаете, но в коридоре лежит большая собака.

– Как вы сказали?

– Это мой пес, – быстро проговорила Элизабет. – По кличке Шесть-Тридцать. Благодаря ему я узнала о задании «Один день на работе с мамой или папой». Мне Сеймур сказал…

Заслышав свое имя, Шесть-Тридцать встал и вошел в кабинет, втягивая ноздрями воздух. Уолтер Пайн. Самооценка низкая.

Уолтер с вытаращенными глазами вжался в кресло. Пес оказался огромным. Однако Уолтеру было не до него. Сделав короткий вдох, он стал перебирать конверты и лишь вполуха слушал Элизабет, которая без устали нахваливала своего зверюгу: скажешь ему «сиди», «сторожи», «подай», да что угодно – все-то он понимает. Собачники вообще хвастливы, до смешного гордятся самыми пустяковыми достижениями своих питомцев. Но этот бесконечный монолог дал ему время спланировать, когда будет удобно позвонить Гарриет Слоун и втянуть ее в свой блеф, чтобы она тоже поддержала его измышления.

– Как ты думаешь? Тебе же хотелось внести свежую струю, – говорила Элизабет. – Вот только получится ли?

– Ну почему же нет, – миролюбиво ответил он, не имея представления, на что сейчас подписался.

– Здорово! – обрадовалась она. – Тогда прямо завтра и начнем?

– Отличная мысль! – сказал он.

– Всем здравствуйте, – говорила на другой день Элизабет. – Меня зовут Элизабет Зотт, и это программа «Ужин в шесть». Разрешите представить вам мою собаку по кличке Шесть-Тридцать. Поздоровайся со всеми, Шесть-Тридцать.

Шесть-Тридцать склонил голову набок; аудитория разразилась смехом и аплодисментами. Уолтер, которому только десять минут назад сообщили, что тот же пес опять торчит в павильоне, но парикмахерша успела подровнять ему лохмы в преддверии крупных планов, утонул в своем кресле и навсегда зарекся лгать.

Через месяц все привыкли к участию собаки в кулинарной программе и уже считали, что так было почти всегда. Его полюбили. Ему даже стали приходить письма от фанатов.

Единственным, кто был отнюдь не в восторге от этого новшества, оставался Уолтер. Он объяснял это тем, что никогда не был собачником и не может толком понять смысл этого слова.

– Тридцать секунд до открытия дверей, Зотт, – услышал Шесть-Тридцать голос оператора и занял на сцене позицию справа, придумывая новые способы завоевать расположение Уолтера.

На прошлой неделе он принес к ногам Уолтера мячик и пригласил поиграть. Сам он не любил игру в «апорт» – считал ее бессмысленной. Уолтер, как выяснилось, тоже. Наконец прозвучала команда «Запускай», двери распахнулись, и в зал потекли благодарные зрители, которые, ахая и охая, находили свои места; некоторые сразу принимались разглядывать громадные настенные часы, застывшие на шести часах, как туристы разглядывают высеченные в скале Рашмор громадные портреты четырех президентов.

– Вот и они, – говорил едва ли не каждый из гостей студии. – Те самые часы.

– А вот собака! Смотрите: это Шесть-Тридцать!

Он не понимал, почему Элизабет не хочет становиться телезвездой. Ему-то очень нравилось.

– Картофельные шкурки, – заговорила Элизабет через десять минут, – состоят из опробковевших клеток феллемы, которая составляет внешний слой перидермы клубня. Шкурки выполняют защитную функцию…

Он стоял рядом с нею, как агент секретной службы, и сканировал взглядом публику.

– …и доказывают, что даже клубни понимают: лучшая защита – это хорошее нападение.

Публика завороженно внимала, что облегчало запоминание каждого лица.

– Картофельные шкурки насыщены гликоалкалоидами, – продолжала она. – Эти токсины столь устойчивы, что выдерживают как варку, так и обжаривание. Шкурки я сохраняю не только потому, что они богаты клетчаткой, но и потому, что служат ежедневным напоминанием: в картофеле, как и в жизни, нас повсюду подстерегает опасность. Лучшая стратегия состоит не в том, чтобы бояться опасности, а в том, чтобы ее уважать. А потом, – добавила она, берясь за нож, – с ней разобраться.

Камера увеличила проросший картофельный глазок, который был мастерски извлечен кончиком ножа.

– Всегда удаляйте картофельные глазки и зеленые пятна, – инструктировала Элизабет, обрабатывая очередную картофелину. – В них концентрация гликоалкалоидов самая высокая.

Шесть-Тридцать изучал аудиторию, выискивая совершенно конкретную личность. Ага, вот она, тихушница. Которая не аплодирует.

Объявив перерыв на демонстрацию заставки телеканала, Элизабет ушла со сцены. Обычно Шесть-Тридцать следовал за ней по пятам, но сегодня он пошел в публику, чем вызвал отдельные восторженные хлопки и выкрики: «Сюда, песик!» Уолтер не одобрял такого хождения в народ – у людей бывает аллергия или просто боязнь животных, но Шесть-Тридцать не оставлял эту привычку, потому что знал, как важна работа в толпе, и еще потому, что хотел подобраться вплотную к тихушнице.