ТЕОРИЯ УРОДЛИВОГО И ЗАУРЯДНОГО, А ТАКЖЕ СВЯЗАННЫЕ С НЕЙ И ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ЕЙ ТЕОРИИ
Истоки и дальнейшее определение уродливого и заурядного
Позвольте нам описать наш собственный архитектурный опыт, чтобы объяснить, как мы пришли к идее уродливости и заурядности в архитектуре. После выхода в свет книги «Сложности и противоречия в архитектуре» {20}
мы пришли к выводу, что лишь немногие из спроектированных нашим бюро зданий обладают качеством сложности и противоречивости, — по крайней мере, в том, что касается их собственно архитектурных, пространственно-конструктивных свойств, если рассматривать их отдельно от символического содержания. Нам не удалось включить в наши здания элементы с двойной функцией, остаточные элементы, контекстуальные искажения, практичные уловки, богатые событиями исключения, необыкновенные диагонали, вещи внутри вещей, перенасыщенную сложность, подкладки или наслоения, невостребованные и избыточные пространства, двусмысленности, инфлексии, двойственности, сложную целостность или такой феномен как «и то, и другое». В наших работах почти не встречались включение, непоследовательность, компромисс, привыкание, приспособление, сверхсмежность, эквивалентность, множественный фокус, сопоставление, а также «хорошееБольшинство сложностей и противоречий, о которых мы с таким удовольствием размышляли, нам не удалось использовать, поскольку у нас не было такой возможности. Вентури и Раух не получали крупных заказов, программа и условия которых давали бы повод для разработки сложных и противоречивых форм, и как художники мы не могли позволить себе втискивать в конкретный проект неадекватные ему идеи, которые очень нравились нам как критикам. Здание не должно быть средством продвижения идей архитектора и т. д. и т. п. Кроме того, наши заказы были малобюджетными, и мы не хотели проектировать здание дважды: сначала для того, чтобы выразить некую героическую идею о его значимости для общества и мира искусства, а затем, после того как придут сметы от потенциальных подрядчиков, во второй раз, — уже для того, чтобы отразить скорректированные трезвым расчетом представления клиентов и общества об оптимальном объеме средств, которые уместно потратить на нашу архитектуру. Вопрос о правоте или неправоте общества нам тогда даже не приходило в голову обсуждать. Поэтому наш конкурсный проект жилого комплекса в районе Брайтон-Бич не стал проектом мегаструктуры, а наша пожарная станция в Колумбусе, штат Индиана, — авторским сочинением на тему монументального общественного сооружения, необходимого для создания пешеходной «пьяццы» на обочине хайвея. Эти проекты получились «уродливыми и заурядными» — по крайней мере, так отозвались о нашей работе два критика диаметрально противоположных взглядов, Филип Джонсон и Гордон Буншафт. «Уродливыми» или «прекрасными» — это, пожалуй, в данном контексте вопрос семантики, но оба архитектора действительно в каком-то смысле уловили суть нашей работы.