Уроки Лас-Вегаса. Забытый символизм архитектурной формы

Наши аргументы в пользу декорированного сарая основаны на представлении о том, что символизм играет в архитектуре существенную роль, и что модели, позаимствованные из прошлого или современной строительной практики, составляют часть исходного рабочего материала, а репликация ^{21} элементов — часть рабочего метода этой архитектуры. То есть архитектура, зависящая от ассоциаций в процессе ее восприятия, также зависит от ассоциаций, возникающих в процессе ее создания.

Мы подошли к реабилитации символизма в архитектуре прагматично, используя конкретные примеры, а не абстрактно — через семиотику или априорное теоретизирование ^{22}. Но показательно, что подобные априорные подходы дали сходные результаты. Алан Колхаун определил архитектуру как часть «системы коммуникаций внутри общества», и, размышляя об антропологическом и психологическом основании для использования типических форм в проектировании, выдвинул тезис, согласно которому мы не только не «свободны от форм прошлого и доступности этих форм в качестве типологических моделей, но, если мы полагаем себя таковыми, значит мы потеряли контроль над весьма активным сектором своего воображения и своей способности к коммуникации с другими» ^{23}.

Колхаун отмечает, что артефакты первобытной культуры и их взаимоотношения между собой являются по существу «репрезентативными», и говорит о присутствии в продуктах современных технологий «символической ценности», имеющей древнее антропологическое основание. Космологические системы примитивных народов не были «близки к природе», они были умозрительными и искусственными. Колхаун иллюстрирует этот пункт цитатой из Клода Леви-Стросса, который так описывает системы родства:

Несомненно, что биологическая семья существует и имеет продолжение в человеческом обществе. Однако социальный характер родству придает не то, что оно должно сохранить от природы, а то основное, благодаря чему родство отделяется от природы. Система родства состоит не из объективных родственных или кровнородственных связей между индивидами; она существует только в сознании людей, это произвольная система представлений, а не спонтанное развитие фактического положения дел^{24}.

Колхаун утверждает, что существует

параллель между этими системами и тем, как современный человек продолжает относиться к миру. И то, что было истинным для примитивного человека во всех областях его практической и эмоциональной жизни — а именно, потребность в таком представлении о мире явлений, которое могло бы стать последовательной и логичной системой — остается истинным и для нашей собственной самоорганизации, а точнее для нашего отношения к рукотворным объектам в нашей повседневной среде^{25}.

Мысль Колхауна о чувственно-психологической потребности в представлении (репрезентации) в искусстве и архитектуре почерпнута из книги очерков Эрнста Гомбриха «Размышления по поводу любимого конька…». Гомбрих отрицает порожденную теорией экспрессионизма идею о том, что «формы имеют физиономическое или экспрессивное содержание, которое передается нам напрямую» ^{26}. По словам Колхауна, он показывает, что

расположение форм, которое мы видим, например, как на полотнах Кандинского, на самом деле крайне малосодержательно, если только мы не привяжем к этим формам некую систему общепринятых смыслов, не заложенных в самих формах. Его тезис заключается в том, физиономические формы неоднозначны, хотя и не полностью лишены выразительной ценности, и что их интерпретация возможна лишь в рамках определенной культурной среды^{27}.