Уроки танго

— Не ищите, Мила, вот у меня, — Шура протянула Свете луковицу.

— Спасибо. Я завтра отдам, — поблагодарила Света.

— Да ладно, как-нибудь не обеднею, — махнула рукой Шура и, помолчав, добавила: — Сегодня Владика сороковины. Мы с Милой собираемся его помянуть. Присоединишься?

— Конечно. Я винегрет принесу, как раз собираюсь делать.

— А у Милы жаркое. Ну, выпивка, естественно, моя. Так что можем хорошо посидеть.

— Я еще пирожные куплю, — предложила Мила. — Тирамису. Владик их очень любил.

— Только, пожалуйста, не тирамису! — заволновалась, прижав к груди руки, Света. — Мила Владимировна, я вас очень прошу!

— Хорошо. Куплю корзиночки. Я знаю, ты их любишь.

— Вот и договорились, — потирая спину, сказала Шура. — Пойду полежу немного — спина опять разболелась. Мне еще полы мыть — моя очередь.

— Идите ложитесь. Я вымою, — предложила Света голосом, не терпящим возражений.

— Спасибо, детка, но я уж как-нибудь…

— Я сказала: я вымою.

— Ну спасибо. А я в следующий раз…

— Идите, не надо никакого следующего раза.

— Спасибо, — поблагодарила Шура и, прихрамывая, ушла к себе, закрыв за собой дверь.

— Я сегодня на Стрелку ходила, — сказала Света.

После похорон Владика Света стала возвращаться домой окружным маршрутом, который был намного дольше по времени и неудобнее. Она брала другую линию метро, с двумя пересадками, доезжала до станции «Адмиралтейская» и дальше шла пешком, как всегда ходил Владик: пересекая Дворцовую площадь, по Дворцовому мосту, — мимо Стрелки, где обязательно задерживалась на несколько минут. Но сегодня, в день сороковины, она задержалась на Стрелке подольше. Бросив в воду букетик цветов, она долго наблюдала за его медленным движением по реке, пока он не скрылся из вида. Потом она зашла в церковь и поставила свечку. Однажды Владик с ней долго говорил о религии, объясняя почему он стал задумываться о Боге. Тогда она особенно не вникала в его объяснения, слушая вполуха и думая о своем. В Бога она так и не поверила, особенно после смерти Владика, но в церковь стала заходить и ставить свечку в его память — ведь он-то в Бога верил.

— Давайте в следующий раз вместе пойдем.

— Обязательно, — согласилась Мила.

— Мила Владимировна, я письмо получила, — помолчав сказала Света.

— Из дома?

— Нет, из Америки. Из Принстона.

— Из Принстона?! От кого? — удивилась Мила.

— Его зовут Эван. Он знал Владика. Ну вот… Вам Владик о нем рассказывал?

— Что-то припоминаю. Он, кажется, славист.

— Да, Владик вроде это слово говорил. Он письмо по-русски написал.

— Ну и что там этот Эван пишет?

— Хотите почитать? — спросила Света.

— Если можно.

— Конечно, можно.

Света достала из кармана сложенный листок и протянула его Миле.

— Только, Мила Владимировна, прочтите, пожалуйста, вслух. Я хочу послушать. Он там про Владика много пишет. Вот… Такое хорошее. Мне приятно послушать.

— Могу вслух, — сказала Мила и начала читать: — «Здравствуй, Света! Меня зовут Эван. Я друг Влада. Это так ужасно, что с ним случилось. Мы здесь все очень были печальны. Я его очень любил и все тоже. Влад был очень добрый и смешной, только очень грустный. Он всегда скучал по Россия, и особенно по Питер. Когда Влад уезжал в Россия, то сказал, что может не вернется в Америка. Это было очень плохо. И когда он написал, что едет опять в Америка, мы все были очень рады. Влад часто приходил к нам в dorm — это, кажется, общага по-русски, и разговаривал со студентами. Читал стихи. Все мои студенты его любили. Когда он умер, они сделали vigil: это когда приходят и кладут цветы, и горят свечки. Много пели русские песни и даже плакали. Моя бабушка и дедушка из Россия, и я уже был там. Я хочу опять приехать в Питер. Я хочу очень вас увидеть. Мне Влад о вас говорил по телефон. Он говорил, что вы очень добрая и красивая. Я даже влюбился. Я думаю приехать на рождественский каникулы. Я пишу свой телефон и адрес. Позвоните, пожалуста. Эван».

— Вот видите… Как они там к нему. Даже американцы. Ну вот… Представляете, он еще здесь решил навсегда в Америке остаться.

— А потом передумал и сказал, что зимой опять в Питер приедет. Он все время метался…

— Вам Владик говорил про свою войну? — спросила Света.

— Нет. И что это такое? — удивилась Мила.

— Если честно, я сама запуталась. Ну вот… Он сказал мне, что воюет с самим собой, потому что сам не знает, что для него лучше… Вот он и приехал сюда выяснить… Он назвал это… вроде того… переговоры с самим собой вести…

— Я понимаю… Он действительно не знал, что ему делать. Или возвращаться в Америку, или оставаться в Питере.

— Ну да, — кивнула Света. — Еще он сказал… вроде того, что если сам не разберется, то сдаст свои армии под другое командование… Вот… Какие армии? Чего там за командование? Вы понимаете, Мила?

— Думаю, что да… А что это за командование, он сказал?

— Сказал, но я точно не помню. Случай, вроде… И что-то там еще…

— Ну вот и сдал… — сказала Мила, сдерживая слезы. Успокоившись и решив переменить тему, она спросила:

— Ты Эвану позвонишь?

— Конечно, позвоню. Он же Владика другом был, — ответила Света.