Войдя в парадную, они сели в крошечный лифт, где поневоле вплотную прижались друг к другу. Светино лицо уже просто заполыхало, а сердце заторопилось выскочить из груди. Подняв голову, она посмотрела на Владика. Он совершенно спокойно стоял, посматривая поверх ее головы. Ей стало вдруг обидно и больно.
«Неужели он совсем ко мне равнодушен?» — горько подумала она.
Лифт, дернувшись, остановился на их этаже. Войдя в квартиру, Владик сразу постучал в Милину дверь. За дверью была тишина.
— Наверное, у отца, — сказал Влад. — Ну что ж, нам больше достанется. Сейчас я сварю кофе, который вы еще никогда не пробовали, и пойдем ко мне есть пирожные, которые вы тоже никогда не пробовали.
— Зачем к вам? Давайте здесь, на кухне.
— Можно и на кухне. Но, похоже, вы мне не доверяете. И я знаю, почему. Вам Шура на меня успела наговорить. Что я девочек у себя в чулане растлевал, а утром давал им от ворот поворот, и они, бедные, прямо из моего окна под трамвай прыгали.
— Ничего подобного! — засмеялась Света.
— Перестаньте. Я что, Шуру не знаю? Мне только немного обидно. Мы провели с вами прекрасный день. Не так ли?
— Очень!
— И я себя порядочно вел, даже в театре. Правда?
— Да.
— И когда в зале погасили свет, я что, сразу полез целоваться и стал вас раздевать?
— Нет, — захохотала Света.
— Тогда почему такое ко мне недоверие? Шура над вами поработала?
— Никто надо мной не работал… Она, между прочим, столько для меня сделала. Столько…
— Что именно? — засмеялся Владик.
— Какая разница? Очень много! Она мне как мать. И чего вы все время хохочете? Что здесь смешного?
— Во-первых, все время хохочете вы, а не я. А потом, представьте себе, я тоже считал, что Шура — это самое близкое к матери, что у меня долгие годы было. Но Шура непростой человек. И отношения с ней простыми быть не могут, хотя мне ее по-человечески жалко.
— Тогда почему вы с ней такой?… — спросила Света.
— Какой?
— Все время шутите над ней… Ну вот… Потешаетесь.
У Владика с Шурой с самого его переезда в квартиру отношения сложились действительно неровные. Шура приняла его сразу с распростертыми объятьями. Во-первых, вся его внешность и поведение говорили о его легком, добродушном характере, о его чувстве юмора и неприхотливости. Более идеального соседа трудно было желать. Единственное, что ее пугало, — при его внешности, она ожидала поток девиц в их квартире. Но когда этого не случилось, привязанность к нему стала граничить с материнской любовью, которую она так и не успела испытать, хотя имела дочку, а теперь внука. Но дочка ушла из ее жизни уже много лет назад, а внук — единственная родная кровь, — кроме горя, ничего в ее жизнь не приносил. Владик отвечал Шуре взаимностью. Ему, потерявшему родителей в детстве, казалось, что Шура заменила ему мать. Он хоть с самого начала и подшучивал над ней, но шутки эти были безобидными и скорее говорили о его любви к ней. Шура это так и воспринимала. Но когда Шура сообразила, что Владик может ей помочь с Коськиным пьянством, она моментально решила этим воспользоваться. Владик же это сразу почувствовал. Он, как мог, возился с Коськой, но в его отношение к Шуре закралась червоточина: больше всего он не переносил в людях неискренность и желание его использовать. А когда Владик сошелся с Милой, он увидел, что все свое недовольство им Шура перенесла на нее. Вот тогда-то его отношение к Шуре полностью изменилось, хотя он это и не показывал из-за нежелания конфликта. Шура же перемену почувствовала, но виду тоже не подавала. Та к их отношения и продолжались: с виду дружественные, и даже чуть ли не родственные, но внутри они оба знали, что это не так.
— Света, а что это мы с вами все время только о Шуре и говорим? Давайте будем пить кофе с пирожными.
— Я вообще кофе не люблю.
— Не любите — не пейте. Будете есть пирожные.
— Ладно, но только здесь, на кухне.
— О Господи, как же вы ее боитесь! Ну, хотите на кухне, давайте на кухне. Раскладывайте пирожные, а я пока займусь чаем и кофе. Настоящий, к сожалению, кончился, придется пить растворимый.
— А цветы?! — вдруг опомнилась Света, продолжая прижимать к себе букет. — Я совсем забыла про цветы. Их же надо в вазу, а у меня нет.
— Не беда. Вон у вас на полке большая банка. Поставьте в нее. Так даже романтичнее.
Владик налил в чайник воду и поставил его на огонь. Тем временем Света наполнила водой банку и долго устраивала в ней букет, бережно перебирая ветки. Потом, налюбовавшись цветами, раскрыла коробку с пирожными.
— Какая красота! — воскликнула она, раскладывая пирожные на тарелку.
— А я что говорил.