Уроки танго

— Я не спрашиваю, о чем вы говорите. Вот… Я спросил: он тебе нравится?

— Никто мне не нравится. Мне просто интересно с ним: он много всего знает, рассказывает очень смешно… Цветы подарил. Ты мне когда-нибудь цветы дарил?

— Нет. Но я тебя люблю, а он нет, и никогда не будет. Он и Милу не любил… Взял и свалил в Америку. Да и вообще, он с ней из-за ее комнаты сошелся.

— Вот это ты врешь. Это наверняка тетя Шура тебе сказала… Неправда это. Он совсем не такой. Вот. Все. Я пошла к себе.

— Можно я с тобой? Телик посмотрим…

— Нет, — решительно ответила Света. — Я телик смотреть не буду. Я устала.

Уже у себя в комнате, лежа на диване и вспоминая свой разговор с Коськой, Света поражалась, как она в последнее время изменилась. Пропали ее нерешительность, слепое подчинение Шуре и Коське, когда он был трезв. А на месте покорности вдруг появились твердость, уверенность в себе, желание не дать себя в обиду. «Неужели это все потому, что я влюбилась? — с удивлением думала она. — Обалдеть!.. И пусть я ему даже безразлична, но это из-за него я стала такой… А Милу он, может, уже и не любит. Ведь уехал-то в Америку один…» — успокоила она себя и легко заснула.

* * *

Прошло немногим больше двух недель, как Владик прилетел из своего крошечного Принстона, но он уже чувствовал, что начал уставать от большого города. От потока машин на узких улицах; от шума грузовиков и грохота бесконечных мотоциклов; отовсюду преследующих его запахов: вони выхлопных газов, городской канализации, запаха мочи в парадных, людского пота в городском транспорте — запахов, от которых он отвык в Америке. Ему было грустно, даже неприятно смотреть на безликих пассажиров метро (правда, молодежь, частенько с бутылками пива в руке, хоть как-то оживляла эту мрачность); слушать в магазине или где-нибудь в транспорте неожиданно возникающие перебранки, иногда переходящие в скандалы, сопровождающиеся обязательным матом. И если центр города еще отличался чистотой и даже ухоженностью, то поодаль от него сразу появлялись грязь, облезлые дома, разбитые мостовые, огромные лужи на тротуарах после недавно прошедшего дождя, пьяные мужики и уже совсем мрачные прохожие. И только Невский проспект, как всегда, выглядел празднично и нарядно. И не только потому, что по нему гуляли туристы, среди которых было много иностранцев, но даже петербуржцы, спешившие по своим делам, на Невском словно преображались, как будто никакого отношения к остальному городу не имели.

Вот все эти, казалось, мелочи стали его уже порядком раздражать, хотя в прежние годы он никогда не обращал на них внимания. «Ведь я прожил здесь всю свою жизнь, я с этим сросся. Та к неужели мне хватило пробыть в Америке меньше года, чтобы так измениться?» — поражался он.

Но что его действительно угнетало — это горечь от общения с людьми, даже с близкими друзьями. И только Мила и неожиданно появившаяся в его жизни Света скрашивали эту горечь.

Еще в день своего прилета в Питер Владик позвонил своему старому другу Рыжкову и в первую же субботу поехал к нему на дачу. Он пригласил с собой Милу, но она, сославшись на дикую усталость, отказалась. Дача Рыжкова в Репино, которую тот начал строить еще до отъезда Владика в Америку, оказалась огромной, с двумя коттеджами: один — для хозяев, другой — для гостей, с теннисным кортом, бассейном.

— Ничего себе поместье! Откуда такие бабки, Мишка?!

— Компания, так сказать, которой я уже владею, получила огромный военный заказ от правительства. И деньги, понимаешь, соответственно, огромные.

— Слушай, а кроме военных заказов вы здесь что-нибудь производите? Я смотрю, у тебя на кухне сплошной немецкий Miele, телевизор Panasonic, компьютер Apple.

— Подожди, так сказать, не все сразу. Будем и это производить. Сейчас нам необходима военная техника. Мы, так сказать, здорово отстаем от Штатов. Ты помнишь наш телефонный разговор насчет работы для тебя? Мне в компанию срочно нужны классные математики. Столько платить, сколько тебе платят в твоей сраной Америке, я, так сказать, конечно, не смогу, но для России это будет супер.

— А почему ты решил, что Америка — сраная? Ты хоть раз в ней был? — спросил Владик.

— Для того чтобы знать, что она сраная, туда, так сказать, необязательно ехать, — с уверенностью заявил Рыжков.

— Правильно. Зачем куда-то ехать, когда можно Киселева с Соловьевым по телику посмотреть.

— А почему бы и нет? Но кроме них есть еще факты. Та к вот, лезет твоя Америка во все дыры, куда ее никто не зовет, а потом нарывается.

— Это Америка лезет?! Ну ты даешь! А наша Россия — белая и пушистая, и в Сирии мы сейчас детские сады строим, — рассмеялся Владик.

— В Сирию нас пригласило законное правительство. И мы, так сказать, воюем с террористами.

Владик опять рассмеялся.

— Ты хочешь сказать — с повстанцами. Иначе говоря, совсем как в Украине, только слегка наоборот. В Украине вы воюете на стороне повстанцев против законного правительства. Да и вообще, Россия всегда была очень популярна, и на нас всегда был спрос. В Будапеште, в Праге, потом в Афганистане, в Чечне, в Грузии, зеленые человечки в Крыму…