Уроки танго

— Крым не трожь! Он наш! — гневно воскликнул Рыжков.

— Ваш, ваш, не переживай. А Россия — великая держава.

— Великая, — с гордостью согласился Рыжков.

— Вот я и говорю. Но давай оставим этот разговор. Поговорим за жизнь, как говорят в Одессе.

— С удовольствием! Ну ее к черту — политику. Давай выпьем, и ты расскажешь о себе…

Уехав от Рыжкова, Влад с горечью подумал, что прежних отношений с ним уже не получится. Что за такой короткий срок все, что их раньше связывало, исчезло, и между ними возникло непонимание и даже отчужденность. «Что же выходит: там новых друзей не приобрел, а здесь теряю старых». Правда, он вспомнил об Эване, молодом профессоре славистики в университете, с которым познакомился совсем недавно, но уже успел подружиться. «Надо будет ему позвонить», — подумал он. Но главное — у него была Мила, единственный человек, который по-настоящему ему был близок, и сейчас даже больше, чем раньше. И без нее он в Америку не вернется.

* * *

На следующий день Владик позвонил Эвану. Тот был рад его звонку и очень долго расспрашивал о Питере, в котором он уже однажды побывал и в который сразу влюбился. Рассказав про университетские дела с их обычной рутиной и передав привет от Бэйкер, Эван попросил у Влада об одолжении. Его племяннику, сыну сестры, который тоже неплохо говорит по-русски, американская компания, имеющая отделение в Питере, предложила работу. Работа начинается в сентябре, но он очень хочет приехать сейчас, на белые ночи. Не мог бы Влад подыскать ему на первое время жилье, пока ему компания не подберет квартиру? Влад сказал, без проблем, если не квартира, то комната в коммуналке его племяннику будет обеспечена. А пожить в коммуналке ему будет даже полезно: узнает настоящий русский быт.

В этот же день — это было воскресенье — он уговорил Милу после ее посещения отца поехать с ним в их любимый Михайловский сад, посидеть на их скамейке около павильона Росси, поесть мороженное и просто поболтать.

По дороге, в метро, он рассказал ей о своем посещении Рыжкова, которого Мила знала и к которому относилась с симпатией. На отношение Рыжкова к Америке она посоветовала Владику не обращать внимания: в стране сейчас всплеск патриотизма, подогреваемый правительством, и соответственно, негативное отношение к Западу, и особенно к Америке.

Они вышли из метро на канале Грибоедова и пошли вдоль канала по направлению к Спасу на Крови. Проходя по набережной, Влад указал на пятиэтажный дом, окрашенный в голубую краску:

— Вот в этом доме я жил со своими родителями.

— Да? Я помню эту жуткую историю, которую ты мне рассказал.

— Это была авария, тут ничего не поделаешь — со всеми бывает. А вот у руководителя моей диссертации всю семью сгноили в лагерях, а сам он все детство провел в приюте для детей врагов народа. Та к что, знаешь…

Подойдя к словно перенесенному из сказки храму Спаса на Крови, они вошли в парк, пересекли его по тенистым аллеям и вышли к набережной Мойки. Им повезло, и их скамейка, на которой они впервые поцеловались, оказалась свободной.

— А мы забыли купить мороженное, — сказала Мила.

— Ну что ж, тогда нам придется только целоваться, как раньше.

— Нет уж, — засмеялась Мила. — Тогда нам придется только разговаривать.

— Ладно. Сначала поговорим, а потом уже будем целоваться. Кто его знает, когда я теперь приеду.

— Так ты решил вернуться в Америку?

— А я разве собирался оставаться?

— Ты же мне сам говорил.

— Ну, тогда я был сплошные сантименты. Тогда я рыдал чуть ли не на каждой станции метро. Прошло уже больше двух недель, и этого более чем достаточно. Сейчас я точно знаю, что мне нужно. Я только поражаюсь — как вы здесь живете?

— Вот так и живем. Между прочим, это наш дом. А ты напоминаешь тех людей, которым хорошо только в самолете.

— Если это не «Аэрофлот». Но есть еще одна немаловажная деталь.

— Какая? — поинтересовалась Мила.

— Пока это тайна. Но так и быть — тебе я откроюсь. Но только между нами, — понизив голос сказал Владик и наклонился к Миле. — Я решил тебя похитить. В принципе, я уже и тройку лошадей достал, и цыган нанял.

— Как романтично! — захохотала Мила.

— Правда? Только что здесь смешного? Вот почему современная жизнь такая гнусная: романтика вызывает смех и ничего больше. Мы начинаем стареть, когда во рту у нас еще молочные зубы. Между прочим, неплохо сказано, а?

— Прекрасно сказано! — опять засмеялась Мила. — Но я не думаю, что отсутствие романтики наша главная беда.

— А кто знает, какая беда главная? Их у нас столько… Но давай вернемся к нашей проблеме.

— У нас есть проблема?

— Еще какая! — воскликнул Владик. — Мы же с тобой два больших идиота… Я не говорю, что у нас была безумная любовь, но то, что мы делаем…

— Владик, — перебила его Мила, — у нас никакой любви не было.

— Ну хорошо, пусть не было. Называй это как хочешь. Но ты же не станешь отрицать, что нам было хорошо вместе.

— Нет, не стану, — сказала Мила. — Нам было легко, просто, а главное — без всяких обязательств. Как раз то, что мне тогда было нужно. Да и тебе тоже.

— Ты за меня не говори, — возразил Владик.