Усадьба ожившего мрака

Это было странно и неуловимо знакомо. Сева замер, стараясь понять, откуда это удивительное чувство дежавю.

А огоньки в глазницах Костяной башки продолжали мигать. И в мигании этом четко прослеживалась какая-то система. Что это за система, Сева понял спустя мгновение. Азбука Морзе – вот что это было! Костяная башка пытался передать ему сообщение. Нет, не Костяная башка, а Танюшка! Это она пробивалась из своего темного мира в мир Севы вот таким неожиданным и странным способом. Кружки по Морзянке были в каждом городе и едва ли не в каждом поселке. Каждая вторая девочка мечтала стать если не сестрой милосердия, то радисткой. Ну а Сева… Севе просто нравилось изучать все новое. Говорил ли он об этом Танюшке? Он не помнил. Возможно, с ее стороны эта попытка была всего лишь жестом отчаяния.

– Таня? – Позвал он, вглядываясь в черные глазницы Костяной башки. – Таня, я тебя слышу!

Он не слышал, он видел, но какая разница?!

Красный огонек снова лихорадочно и радостно замигал. Слишком быстро! Танюшка знала морзянку лучше его.

– Танюшка, не спеши, я не успеваю! – Не обращая внимание на холод, он обхватил Костяную башку двумя руками, стараясь ничего не упустить. – Все, я готов!

Это был странный, мучительно болезненный и мучительно радостный разговор. Разговор с призраком посредством мертвого пса. Но Севе было плевать на все странности мира, он старался не упустить ни единого слова, ни единой красной вспышки. Иногда он сбивался, и Танюшке приходилось повторять. Иногда он протестовал, и ей приходилось настаивать. В эти мгновения Горыныч начинал предупреждающе ворчать, а вспышки делались ярче и, кажется, злее. Танюшка не хотела, чтобы он спорил. Танюшка хотела, чтобы сначала он спас остальных и только потом ее. Она знала, что они идут за ней. От кого знала? От Митяя! От кого же еще?! А еще она знала, что Митяй угодил в большую беду. Или вот-вот угодит.

«Торопись, Сева!» Вот какой было ее последнее послание. Он еще несколько мгновений ждал продолжения, но красные огни горели ровным светом. Сеанс удивительной связи закончился. Было ли это решение Танюшки? Или им помешали? Сева не знал. Он даже не знал, слышит ли, видит ли она его сейчас. Но он должен был сказать.

– Таня… Танюшка, я тебя люблю.

Получилось робко и неуверенно, а еще как-то глупо, но красные огоньки вдруг вспыхнули так ярко, что Севе пришлось на мгновение зажмуриться. Он пришел в себя, от ощутимого тычка в грудь. Это Костяная башка толкнул его черепушкой, наверное, поторапливая. Все, решение принято! Нужно действовать!

– Побежали, – сказал Сева, поворачиваясь спиной к стене. – Ты сможешь бежать, Горыныч?

За спиной послышался тихий, вроде как раздраженный рык. Сева обернулся. Горыныч распластался на земле. Неживая трехглавая псина, которая еще даже шерстью не успела обрасти.

– Что? – спросил Сева, уже понимая, чего от него хотят, и почти не содрогаясь от предстоящего. А предстояло ему прокатиться верхом на трехголовом нездешнем псе. – Задницу я точно отморожу. – Он подошел к Горынычу, осторожно погладил по холке. Шерсть вырастала прямо на глазах, черная, клочковатая, колючая. Наверное, Горыныч специально ее отращивал, чтобы он не отморозил задницу.

Сева усмехнулся, взобрался Горынычу на спину, легонько пнул пятками в бок.

– Но, лошадка!

Горыныч с укором глянул на него тремя парами глаз, а потом сорвался с места с такой стремительностью, что Сева едва не свалился на землю. Наверное, это была маленькая месть за «лошадку».

Остальное происходило практически без его участия. Горыныч сам выбирал дорогу. Иногда дорога эта была крутой и небезопасной, Севе не раз приходилось уворачиваться от норовящих воткнуться в глаз веток. Пару раз он все-таки вылетал из седла, и тогда Горыныч раздраженно фыркал и подталкивал его всем тремя головами.

Сева почти не удивился, когда они вылетели к дому Тимофея Ивановича. Кажется, он уже перестал удивляться происходящему. Горыныч стряхнул его со своей спины, отступил в сторонку, чтобы ненароком на затоптать. В ярком свете луны выглядел он ужасно. Если это определение подходит для сверхъестественного существа. То ли от быстрого бега, то ли еще по какой причине, на боку его открылась и зияла глубокая рана, по ошметкам шерсти сочилась черная сукровица. Сева хотел было заглянуть в дом, но Горыныч ему не дал, боднул одной из голов в сторону огорода. Сам дожидаться не стал, сорвался с места, одним махом перелетел через частокол и исчез в темноте. Севе пришлось искать выход со двора, поэтому к началу развернувшегося боя он опоздал. А теперь вот стоял и в растерянности смотрел на оторванную башку Вольфа. После смерти клыки его так и остались торчать из челюсти. Совсем как у Клауса фон Клейста. А Митяй умничал, бросался мудреными словечками. Декапитация! Надо же такое придумать!

– Что дальше? – спросил Сева, не отводя взгляда от мертвого упыря. – Может, сжечь его вместе с баней?

Он тут же подумал, что баня принадлежит Тимофею Ивановичу и не нужно такого самоуправства. Да и лишнего внимания тоже не нужно. Высказать свои предположения он не успел, Митяй его опередил: