Ущелье дьявола

– В таком случае дуэлянты должны немедленно последовать за нами в тюрьму, – продолжал начальник.

– Это уже менее возможно, – возразил Самуил.

– Почему? Где они?

Самуил указал ему на Отто и Франца.

– Они оба в руках доктора. Посмотрите только, что они друг с другом сделали! Сами видите, им нужен скорее хирург, нежели тюремщик.

Начальник взглянул мельком на тяжелораненых, скорчил гримасу, пожал плечами и, не говоря ни слова, ушел вместе со своими подчиненными. Как только полицейские удалились, Юлиус прошел в смежную комнату, сел за стол, вскрыл свое письмо к отцу, приписал еще несколько строк и запечатал его. Потом, взяв чистый лист бумаги, написал:

«Милостивый государь, дорогой пастор! Молитва ангела и талисман феи только что дважды спасли мне жизнь. Мы живы, и опасность окончательно миновала. До свидания, в воскресенье приеду лично поблагодарить Вас. Да благословит Вас Господь! Юлиус».

Он отдал оба письма Дитриху, которому необходимо было немедленно вернуться в Гейдельберг, чтобы сдать их до отъезда почты. Когда Юлиус снова входил в зал, раненых выносили на носилках, а Самуил жаловался:

– Опять некуда девать целый час до обеда… Вот чем плохи утренние развлечения! Чем бы заняться до полудня?

«Чем бы заняться до воскресенья?» – подумал Юлиус.

XVIII Любовь с разных точек зрения

В воскресенье, в семь часов утра, Самуил и Юлиус покинули Гейдельберг и направились по дороге, ведущей в Ландек. Оба ехали верхом, с охотничьими ружьями за спинами. Кроме того, при Самуиле был еще чемодан. Трихтер, окончательно оправившийся после своей победы, провожал пешком своего благородного сеньорa до окраины города и курил трубку; теперь он еще больше гордился своим господином и преклонялся перед ним. Он сообщил Самуилу, что накануне навестил обоих раненых. Оба поправятся: Дормаген недели через три, а Риттер – не раньше чем через месяц. У городской заставы Самуил простился со своим любимцем, и приятели пустили лошадей рысью.

Юлиус не помнил себя от счастья: на небе занималась заря, а в сердце его царствовала Христина. Самуил казался ему сегодня еще умнее, интереснее, глубокомысленнее и веселее, чем обычно. Его речи только усиливали впечатление, которое производила на Юлиуса красота природы, и обостряли радость от предвкушения встречи с Христиной. Самуил являлся как бы переводчиком на человеческий язык всех душевных ощущений Юлиуса. Так они доехали до Неккарштейнаха.

Приятели говорили про университет, про науку и про удовольствия, говорили про Германию и про независимость. У Юлиуса была благородная натура, и он чувствовал себя искренно счастливым, что храбро рисковал жизнью за святые убеждения, которые были ему так дороги. Одним словом, разговор шел обо всем, кроме Христины. Самуил не говорил о ней, быть может, оттого, что совсем о ней не думал, а Юлиус – оттого, что только и думал о ней одной. Самуил первым произнес ее имя.

– Постой, – обратился он вдруг к Юлиусу, – а что же ты везешь с собой?

– В каком смысле – что я везу?

– Как! Разве ты не купил какой-нибудь подарок для Христины?

– Неужели ты думаешь, что она приняла бы подарок? Уж не равняешь ли ты ее с какой-нибудь Лоттой?

– Вздор! Даже одна королева поговаривала, что все зависит от ценности подарка… Но подумал ли ты хотя бы о ее отце? Вот бы привезти ему какую-нибудь редкую книгу о ботанике! Например, издание Линнея с гравюрами. У Штейнбаха есть в продаже роскошные экземпляры…

– Дурак я, дурак! Я об отце и не думал совсем, – простодушно сознался Юлиус.

– Досадное упущение, – покачал головой Самуил, – но ты наверняка не забыл о том милом мальчике, с которым все время возится Христина. Ты, наверно, купил ему какую-нибудь нюрнбергскую игрушку – их так любят все немецкие детишки от пяти до десяти лет. Помнишь, мы вместе любовались какой-то охотой на кабана, что ли? Такая тонкая резьба по дереву, там была целая деревня, а у его кабаньего сиятельства везде были прицеплены судьи, учителя, мещане: на хвосте, на ушах, на щетине… Даже мы, глядя на это, чуть не лопнули от смеха – мы, взрослые! Держу пари, что ты купил именно эту игрушку! Действительно, вещица просто восторг! И, пожалуй, ты прав, Христина еще больше оценит подарок ребенку: она увидит в этом деликатную щедрость с твоей стороны, да! Подарок Лотарио – вдвойне подарок для Христины.

– Зачем ты говоришь мне это, когда уже так поздно? – воскликнул Юлиус и повернул обратно, в Гейдельберг.

– Стой! – крикнул ему Самуил. – Тебе незачем ехать в Гейдельберг за книгой и за игрушкой: и то и другое здесь.

– Каким образом?

– Очень просто: у меня в чемодане.

– О! Как я тебе благодарен! – сказал Юлиус. – Ты просто чудо!