Ущелье дьявола

– Она говорила это? – спросил Самуил со злостью. – Она настраивала тебя против меня? Может быть, она ненавидит меня? Берегись! Ты видишь, я ею не интересовался, я преспокойно оставил ее тебе. Но если она станет ненавидеть меня, то я ее непременно полюблю. Ненависть – это преграда, равносильная в моих глазах поощрению, это препятствие… а я обожаю препятствия! Если бы она любила меня, я бы не обратил на нее внимания, но раз она меня ненавидит… берегись!..

– Сам берегись! – закричал Юлиус. – Если дело дойдет до этого, то я не пощажу и лучшего друга. Знай, что мне не жалко отдать жизнь ради счастья любимой женщины!

– А ты, – сказал Самуил, – знай, что мне так же не жалко убить тебя ради несчастья той женщины, которая посмеет меня ненавидеть!

Начавшийся так весело разговор едва не перешел в крупную ссору. Но в эту минуту показалось кладбище. Христина и Лотарио ждали под липами и и`здали радостно поприветствовали друзей.

О, безумная натура всех влюбленных! В одно мгновение Юлиус позабыл свое негодование и дьявольские угрозы Самуила, на него снова снизошло ощущение света, счастья и чистоты.

XIX Лесная монахиня

Юлиус пришпорил лошадь, подскакал к решетке и, остановив на Христине взгляд, полный нежной признательности, воскликнул:

– Благодарю вас!

– Опасность миновала? – спросила у него Христина.

– Вполне. Ваша молитва спасла нас. Бог не мог отказать нам в своей защите, потому что вы молились за нас.

Юлиус спешился. Вскоре подъехал и Самуил. Когда он поклонился Христине, та поприветствовала его с холодной вежливостью. Она позвала слугу и велела ему отвести лошадей в конюшню, а чемоданы отнести в комнаты. Потом все вошли в дом. В комнате оказалась и Гретхен, которая выглядела очень смущенной и неловкой в своем праздничном платье. Юбка была длинная, и она в ней путалась. Чулки с непривычки страшно давили ей ноги, и в башмаках она была почти не в состоянии ходить. Она встретила Самуила враждебным взглядом, а Юлиуса – печальной улыбкой.

– А где же господин Шрейбер? – спросил Самуил.

– Отец сейчас придет, – ответила Христина. – При выходе из церкви его остановил один деревенский парень. Ему надо было переговорить с отцом об очень важном деле.

При этих словах Христина улыбалась и смотрела на Гретхен, которая, судя по ее изумлению, не понимала, о чем речь. В эту минуту вошел пастор. Он торопился к своим гостям и очень им обрадовался. Только его и ждали, чтобы сесть за стол. Этот обед прошел еще оживленнее и сердечнее, чем в первый раз. По доброму старонемецкому обычаю Гретхен тоже заняла место за столом.

Самуил, который на этот раз совсем иными глазами, нежели прежде, смотрел на чистую девственную красоту Христины, видимо, хотел ей понравиться и проявил всю свою галантность и остроумие. Он в подробностях рассказал о дуэли, конечно, ни словом не обмолвившись ни о ее причинах, ни о гейдельбергском замке, ни о сцене у окна Шарлотты. Он заставил Христину смеяться, описывая ей поединок в синем кабинете, и трепетать, рассказывая о событиях на Кейзерштуле.

– Боже мой! – сказала Христина, обращаясь к Юлиусу. – Что было бы, если бы вашим противником оказался этот Дормаген!

– О, я был бы уже покойником, в этом нет никакого сомнения, – с улыбкой ответил ей Юлиус.

– Какое, однако же, варварство эти дуэли, которыми забавляются наши студенты! – воскликнул пастор. – Я говорю это не как пастор, господа, а как простой человек. И я готов поздравить вас, господин Юлиус, с тем, что вы не так искусны в этом ужасном деле.

– Значит, господин Самуил искуснее владеет шпагой, чем вы, господин Юлиус? – спросила Христина, не отдавая себе отчета, зачем задает такой вопрос.

– Наверно, да, – ответил Юлиус.

– К счастью, – прибавил Самуил, – между такими друзьями и братьями, как мы, дуэли невозможны.

– А если бы и произошла между нами дуэль, – заметил Юлиус, – то мы дрались бы на смерть. После такой дуэли один из нас остался бы лежать на месте. А в подобных случаях шансы всегда равны.

– Ты придаешь слишком большое значение случайностям, – спокойно возразил ему Самуил. – Но ко мне это, брат, не относится. Сколько раз я ни испытывал свое счастье, оно никогда мне не изменяло. Ты это помни и берегись. Какое у вас превосходное вино, господин Шрейбер! Это «Либфраумильх»?

Под влиянием какого-то неведомого предчувствия Христина невольно побледнела и вздрогнула, услышав спокойное, но мрачное предостережение Самуила. Тот, по-видимому, это заметил.

– Ну, наш разговор принял, кажется, невеселый оборот, – сказал он. – Сходи-ка, Юлиус, наверх да принеси нам оттуда что-нибудь.