Ущелье дьявола

– Если бы даже и пришлось сейчас пустить кровь, так никто не сумеет здесь этого сделать. Господи, чему только учат их! Ах, скорее бы доктора сюда! Боже мой!

И она смотрела на ребенка воспаленными глазами, а он все продолжал задыхаться.

– И десяти минут, сударыня, не прошло, как они уехали, – отозвалась одна из горничных, – а ведь путь до Неккарштейнаха, туда и обратно, занимает по меньшей мере два часа.

– Два часа! – с отчаянием вскрикнула Христина. – Да ведь это целая вечность! И ни единого доктора в Ландеке! Зачем только мы забрались в такую глушь? Не позвать ли хоть пастора?.. Да нет, он только и умеет что молиться. А все-таки! Надо попробовать и это… Пошлите кого-нибудь к нему: пускай помолится… И я тоже попробую помолиться.

Она бросилась на колени, перекрестилась и начала молиться. Но вдруг вскочила на ноги. У нее мелькнула новая мысль.

– Гретхен! Она знает все растения и травы. Сбегайте за ней. Нет, она, пожалуй, не придет, я сама лучше побегу к ней. А вы останьтесь с ребенком. – И она, простоволосая и в одном платье, сбежала стремглав по лестнице, пустилась через двор, взобралась на скалу и через минуту стояла уже у хижины.

– Гретхен! Гретхен! – позвала она.

Ответа не было.

– Нечего корчить из себя отшельницу! У меня ребенок умирает, слышишь? Гретхен, заклинаю тебя именем твоей матери, помоги!

– Иду! – отозвалась Гретхен.

В ту же минуту дверь отворилась, и Гретхен, мрачная и молчаливая, показалась на пороге.

– Гретхен, – сказала Христина, – мой малютка умирает. Ты одна можешь спасти его. Все думают, что у него круп. Ты знаешь эту болезнь? У тебя есть от нее лекарства? Ты же знаешь все свойства трав, значит, знаешь, какая трава помогает от крупа?

Пастушка горько усмехнулась.

– Травы? Я им не верю теперь. Все они ядовитые. Они изменили мне!

– Гретхен, милая, добрая Гретхен, приди в себя, вспомни, как ты любила меня. Что тебе стоит попробовать? Скорее набирай какие знаешь травы и беги с ними в замок. Торопись, милая. А я побегу назад, к Вильгельму! Я жду тебя!

Ребенку, по всей видимости, стало немного легче. Пульс выравнивался.

– Он спасен! – воскликнула Христина. – Ничего с ним не было страшного, это не круп. О! Благодарю тебя, Господи!

В ту же минуту вошла Гретхен.

– Теперь уже не надо, – сказала Христина. – Вильгельму стало лучше.

– Не думаю. Я вот что поняла, пока шла сюда, – ответила Гретхен торжественно. – Все эти болезни у нас неспроста. Их наслал тот человек, который хочет погубить нас. Эти болезни длятся, сколько он пожелает, и только он один может их вылечить.

Христина вздрогнула.

– Ты говоришь про Самуила?

– Да, – сказала Гретхен. – Посмотрите-ка! – И она указала на Вильгельма.

Личико ребенка опять начало подергиваться, а дыхание вырывалось со свистом. Кожа стала сухой, все тело пылало, как в огне, он весь корчился.

– Травы, скорее! Гретхен, подай сюда свои травы! – металась в отчаянии Христина.

Гретхен с сомнением покачала головой. Но, чтобы успокоить несчастную мать, она приложила травы к шейке ребенка и на грудку. Христина подождала некоторое время, наблюдая действие трав на ребенка. Она сама дрожала, как в лихорадке. Но зловещие симптомы не прекращались.

– Ведь я предупреждала, что только один человек может спасти вашего ребенка.

– Ты права! – воскликнула Христина и выбежала в смежную залу.

LXI Круп

Гретхен, не зная, в чем дело, машинально побежала за Христиной. Она увидела, что Христина нажала пальцем какую-то кнопку на панно.

– Что вы делаете, сударыня?

– Зову его. Того, кто может спасти моего ребенка.

– Вы зовете Самуила Гельба?

– Неужели ты думаешь, что я дам умереть сыну?!

– Зовете его! Так ведь он не доктор, а палач, сударыня! Вы взываете к демону!

– Что же мне делать! Я взывала к Богу, он не помог. Ах, у меня не осталось никакого страха, кроме страха за жизнь своего ребенка. Если его не станет, тогда и мне незачем жить. Я жизнь свою готова отдать, только бы он пришел сейчас! – И она опять нажала кнопку. – Теперь он должен услышать звонок, – проговорила она, – и, наверно, придет. Пойду к Вильгельму.

Христина вернулась с Гретхен к сыну.

– Который час? – спросила она у кормилицы. – Уже часа два прошло с тех пор, как уехали за доктором?

– Увы, сударыня! Еще и получаса не минуло.

А ребенок все метался. Несчастная мать опять сбегала в залу, позвонила и вернулась к колыбели. Она не могла усидеть на месте: то становилась на колени у постели младенца, то вскакивала и принималась ходить по комнате, ее трясло, словно в лихорадке, волосы растрепались, взгляд стал какой-то дикий, при каждом шорохе она вздрагивала, думая, что это идет Самуил.

– Неужели он не придет и мое дитя умрет?! – восклицала она отчаянно.

Графиня снова прошла в залу и собиралась нажать кнопку еще раз, как вдруг потайная дверь открылась, и появился Самуил. Губы его были сжаты, взор неподвижен, он был бледен, холоден, весь облик его выражал неумолимую решимость. Казалось, в нем замерли все человеческие чувства. Разум, душа – все уступило место воле. Но Христина даже не взглянула на него – она сразу бросилась ему в ноги.