Услышь нас, Боже

…Последнее воспоминание Родерика об Эридане: грандиозный пожар. Танкер «Салинас» тихо-мирно выгружал сырую нефть на причале у нефтеперерабатывающего завода, трубы на корме невинно дымили, а потом – бах! – причал содрогнулся, взревели сирены, будто внезапно настал неурочный обеденный перерыв; танкер бесшумно отошел от пристани, точнее, резко отпрянул, обрывая швартовы, и пламя на судне вроде бы не разгорелось, но над самим заводом взметнулся на высоту тысячи футов гигантский гриб черного дыма: бах-бах-бах! – взрывались бочки с нефтью, грохот взрывов был слышен аж за две мили, и видны струи пены из огромных брандспойтов; бах! – товарняк промчался на всех парах по территории завода; бах-бах-бах! – с причала Уилдернессов они наблюдали за пожаром, который охватил все побережье и выглядел чудовищной катастрофой, у Родерика так дрожали колени, что он еле удерживал в руках бинокль; бах! – и «Салинас» неподвижно замер прямо напротив залива, а пожар все усиливался, треск огня, рев сирен не смолкали ни на секунду, пламенеющее диминуэндо[142], а спустя полчаса из города прибыл великолепный пожарный катер с башенкой-вышкой, как бьющий копытом конь, как справляющий малую нужду динозавр, спасательный плот, средневековая, но вместе с тем сверхсовременная фантазия, творение Леонардо да Винчи – и катастрофы удалось избежать, главное – чтобы не загорелась разлитая по воде нефть; и решетчатый мол заводского пирса четким геометрическим силуэтом проступил сквозь клубы дыма и пара; самолеты летали туда-сюда, пытаясь сфотографировать пожар для газет; и «Салинас», на борту которого, кажется, не было ни души, отходил малым ходом, медленно и виновато, прочь в направлении Порт-Бодена; потом волнение улеглось, и до самого вечера – небо безумного цвета, солнце точно раскаленная втулка гигантского колеса с черным диском и радужной шиной, плывущий над водой едкий запах сгоревшей нефти, ближе к ночи любопытствующие зеваки подгребли к шипящей пристани на веселых лодках, а следующим утром, ей-богу, хотя причал наполовину выгорел, «Салинас», все так же медленно, тихо и виновато, вернулся из Порт-Бодена к нефтеперерабатывающему заводу – коттедж на противоположном зеленом берегу неспешно сдвигался от носа к корме, минуя мостик, минуя грот-мачту, минуя дымовую трубу, пока танкер с опаленным огнем, почерневшим от копоти правым бортом медленно и виновато, словно крадучись, подбирался к заводскому причалу, на обломках которого вдалеке тонкой белой линией все еще поблескивал одинокий брайндспойт; «Салинас», идущий к причалу, напоминал горького пьяницу в тяжком похмелье, что прямо с утра возвращается в бар, откуда его выгнали вечером накануне: флаг компании, неубедительно делавший вид, будто он гордо реет на низкой фок-мачте, походил на потрепанный галстук, наспех завязанный дрожащей рукой, американский флаг на корме уныло обвис в совершенно безветренном воздухе хмурого раннего утра, точно «хвост» незаправленной в брюки рубашки, и сразу было понятно, что танкер, будь его воля, обошел бы завод по широкой дуге, но обойти не получится, это тоже понятно (ведь так тянет зайти), и при всем омерзении к себе, подобно изрядно побитому, но не побежденному хитроумному Дон Кихоту – из-за каких-то бесчинств, приключившихся здесь накануне, о которых он знать не знает или напрочь не помнит (но в любом случае вся вина за вчерашний дебош будет возложена на него), лучше бы пройти мимо на цыпочках, не привлекая внимания, но уже в следующую секунду – видит Бог, нынешним утром ему хватило и мужества, и силы духа, смело приблизиться к раздраженному и уставшему нефтяному трактирщику, – танкер во всей своей хмурой похмельной красе пришвартовался к полуразрушенному заводскому причалу, словно оперся локтем о разбитую барную стойку, точно на том же месте, что и вчера… «Так вот, дружище, как я уже говорил, пока нас так грубо не прервали…» И стоял на приколе до позднего вечера, точно на том же месте, с беззастенчивым и вызывающе разудалым креном на правый борт – и как будто болтал без умолку, доверительно наклонясь к причалу. А следующим утром – вот вам и символы и предчувствия беды! – рассвет в чистом небе был свежим и ясным, волны в белых барашках пены бились о пристань у нефтеперерабатывающего завода, и причал выглядел совершенно неповрежденным, «Салинас» отбыл восвояси и продолжал свой невинный поход где-то на синих просторах Тихого океана, его похмелье прошло без следа, и пожара будто вовсе не было, запах гари рассеялся, грохот прекратился, сирены умолкли, осталась лишь свежая зелень леса да бледно-серый дымок лесопилок на фоне зеленых холмов, небо утратило безумные краски, горы были высокими, море – синим, холодным и чистым, и над всем этим великолепием светило невинное солнце…