Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

В спальне она попросила не включать свет. Прямо-таки запретила это делать – и скоро ты поймешь почему. Они стали раздеваться, и она возилась целую вечность – что-то развязывала, расстегивала, вытаскивала, – причем совершенно молча. Только заметила вслух, что Диллоны спят в одной кровати (само собой, кровать-то в номере была одна). Дилл ответил, что с детства был маменькиным сыночком и не мог уснуть, пока не ляжет под теплый мягкий бок. Губернаторская жена не любила ни обниматься, ни целоваться. Да и целовать ее было все равно, что играть в бутылочку с тухлой тушей кита: даме действительно не помешал бы стоматолог. Дилловы приемчики не произвели на нее никакого впечатления, она просто лежала, незыблемая и равнодушная, как миссионер, которого тщетно пытаются вывести из себя потные суахили. Дилл не мог кончить. Он словно бултыхался в какой-то странной луже – все вокруг было таким скользким, что нащупать сцепление с поверхностью не удавалось. Он хотел поработать языком, однако она схватила его за волосы и завопила: «Нет-нет-нет-нет, ради бога, только не это!» Дилл сдался, лег на спину и сказал: «На минет, я так понимаю, можно не рассчитывать?» Она не удостоила его ответом. «Ладно, хрен с тобой, просто подрочи мне – и дело с концом!» Но она уже встала и снова попросила не включать свет, нет, провожать ее не надо, она сама доберется до дома. Слушая, как она одевается, Дилл потрогал свой член и заметил, что он какой-то странный… Тут, конечно, он вскочил и врубил свет. Все его причиндалы были липкие и выглядели так, словно на них засохла кровь. Это и была кровь. На кровати тоже алели огромные пятна крови размером с Бразилию. Губернаторская жена схватила сумочку, открыла дверь, и тут Дилл опомнился. Крикнул ей: «Что за бред? Зачем ты это сделала?!» Впрочем, он и сам все понял – нет, она ничего не сказала, но он перехватил ее взгляд, когда она закрывала дверь. С таким же видом Карино, жестокий метрдотель из «Элмера», вел «в Сибирь» какого-нибудь напыщенного болвана в синем костюме. Она его разыграла, наказала за еврейскую самонадеянность. А что это ты не ешь, Джонси?

– Да как-то аппетит пропал от твоих рассказов.

– Я тебя предупреждала, что история мерзкая. И мы еще не добрались до самого интересного.

– Валяй, я слушаю.

– Лучше не надо, Джонси! Еще не хватало, чтоб тебя стошнило.

– Я готов попытать удачу, – сказал я.

Миссис Кеннеди и ее сестра ушли, губернаторская жена тоже засобиралась, и сияющий Суле поспешил проводить ее покачивающуюся тушу к выходу. Миссис Маттау и миссис Купер навострили ушки и прислушивались к нашему разговору. Маттау теребила упавший лепесток желтой розы, но замерла, как только Айна продолжила свой рассказ:

– Лишь содрав с кровати грязное белье, бедный Дилл догадался, какая беда его постигла. Чистого-то у него не было! Клео решила пользоваться гостиничным бельем и своего не привезла. В три ночи горничную не вызовешь – как объяснить ей пропажу белья в такой час? А самое ужасное, скоро из Бостона вернется Клео… Сколько бы Дилл ни гулял налево, он всегда скрупулезно заметал следы интрижек. Он искренне ее любил и – господи боже! – что ей сказать, когда она увидит постель? Дилл принял холодный душ и стал вспоминать, кому можно позвонить в такой час – кто привезет ему свежее постельное белье? Он мог позвонить мне, разумеется – мне он доверял, однако я уехала в Лондон, – и еще своему старому дворецкому Уорделлу. Уорделл был влюблен в Дилла и двадцать лет провел в рабстве ради возможности иногда потереть тому спинку в ванной, но Дилл, конечно, не мог вызвать дряхлого старика-артритика из Гринича в столь поздний час. Тут до него дошло, что настоящих друзей у него нет. Сотни приятелей – и ни одного друга, некому позвонить среди ночи. В компании на него работали более шести тысяч человек, и все они звали его исключительно «мистер Диллон». Словом, ему стало очень жаль себя. Он налил забористого скотча в стакан и принялся искать на кухне хозяйственное мыло. Не нашел. Пришлось воспользоваться герленовским «Флер дез Альп» – чтобы постирать белье. Он замочил его прямо в ванне, залил кипятком и принялся тереть. Выполаскивать и тереть, шоркать изо всех сил. Великий и могущественный мистер Диллон стоял на коленях и драил простыни, как испанская крестьянка у реки.