Добро и зло, жертвы и виновные, все эти разговоры, порожденные заболеванием, дошли и до нашей семьи и раскололи ее. Бабушка создала портреты трех жертв неизбежности: сына, невестки и внучки. Дед замкнулся в молчании: стереотипы, связанные с недугом, его душили. В разговорах он избегал касаться вопросов, обсуждать которые ему не хватало слов и к которым он просто не решался подступиться. От этой давящей атмосферы он спасался в мясной лавке. И неважно, что деревни, по которым он ездил, опустели – работа была его прибежищем. Что же касается моего отца, то думаю, в глубине души он уже давно определил принципиальное различие между жертвой и виновными, то есть между маленькой девочкой и ее родителями. Они точно были виновны, заставив его принять их раннюю смерть и впрыснув в жилы наследницы свою дурную кровь.
Власти слишком поздно поняли, какая трагедия разворачивается под неоновыми лампами больницы, и оставили и больных, и их близких в полной растерянности. Вести таких больных пытались только первые появившиеся медицинские сообщества. Надо было дождаться второй половины 80-х годов, то есть в условиях чрезвычайно сложной санитарной обстановки прождать целую вечность, чтобы министерство социальной защиты разрешило рекламу презервативов и создание центров, куда можно было обратиться бесплатно и анонимно.
Первый рекламный ролик, распространенный по телевидению, ничего не сообщал о том, каким путем передается смертельно опасный вирус. В 1986 году в кабинете Мишель Барзах, министра здравоохранения в правительстве Жака Ширака, скопилось внушительное количество рапортов о заражении наркоманов через общие шприцы. В них говорилось об огромном риске, когда одним и тем же шприцем пользуются десятки человек. Это тревожное известие привело к тому, что в 1987 году правительство приняло закон о свободной продаже шприцев.
На следующий год при больницах были созданы центры информирования и помощи больным, страдающим синдромом иммунодефицита. Речь шла о согласовании деятельности всех медицинских учреждений уже в глобальном масштабе и об оказании больным медицинской, психологической и социальной помощи. Мелкие сообщества были объединены и получили помещения со специально выделенным персоналом.
В больнице Арше, несмотря на неизбежный наплыв новых пациентов, зараженных СПИДом, и на многочисленные смерти, персонал относился к больным очень гуманно. Некоторые из сиделок, санитаров, медсестер и врачей попали в эти службы по воле случая, только закончив учебу. Но были и такие, что пришли по убеждению: потеряв кого-то из близких, они хотели помогать другим. Когда смерть оказывалась совсем близко, когда многие из больных становились слишком возбуждены или тревожны, те из медиков, кто относился к трагедии слишком эмоционально, не выдерживали и были готовы отказаться от работы.
Для бабушки и деда уход за Дезире в больнице, такой далекой от городка со всеми его сплетнями, оказался как бы за скобками. Здесь никому не надо было врать, не надо было спасать репутацию, которая уже не имела никакого смысла. Там, в городке, они прожили жизнь, заставляя других признавать их респектабельными гражданами, а здесь они чувствовали, что попали в абсолютно неизвестный мир гомосексуалистов, наркоманов, гемофиликов и их семей. Об этих людях они вообще ничего не знали, пока по стечению обстоятельств не оказались с ними рядом. Эти незнакомцы прошли через те же испытания, что и они. И стали внезапно друг другу намного ближе, чем члены их собственных семей. Шаг за шагом чужие прежде люди становились зеркалом наших собственных бед. Если бы не они, бабушке никогда не удалось бы избавиться от своего отрицания действительности, от своего одиночества. Они, так же как и она, появлялись и исчезали в часы посещений, подходили к одному и тому же кофейному автомату, точно так же старались «держать лицо», услышав, как ухудшается диагноз. Пожалуй, их семьи были единственные, кто хоть что-то в этих диагнозах понимал. Встретившись в коридоре, они обменивались уважительными кивками. Эти наши «другие мы» точно так же лишились голоса, прожив долгие годы в унижении, стыде и муках, от которых никогда не избавится ни одна молекула.
Циклоспорин
Во вторник, 29 октября 1985 года, в 16 часов трое врачей из больницы Лаеннек дали пресс-конференцию в Париже. Событие оказалось резонансным, тем более что пресс-конференция была организована министерством социальных проблем. Собрались десятки теле- и радиожурналистов, представители печатных СМИ. Лекторий был битком набит. Трое медиков заявили, что добились многообещающих результатов у больных LAV, которым давали циклоспорин. Этот препарат использовали, чтобы предотвратить отторжение при трансплантации органов.
Больше всего в идее использования циклоспорина удивляло то, что он подавлял иммунную систему пациентов. Такое лечение иммунодепрессантом неделю назад дало хорошие результаты у двух пациентов: мужчины тридцати пяти лет и женщины двадцати восьми лет. Количество лимфоцитов Т4 у обоих пациентов резко увеличилось во время приема препарата.