Уснувшие дети

Брат уверяет, что совсем этого не помнит. Его память сохранила другую картину: семейную трапезу в доме бабушки и деда. Взрослые были заняты едой и беседой, а мы, дети, носились вокруг низкого столика в гостиной. Один Дезире не принимал участия в разговорах. Устремив взгляд куда-то в пустоту, он сидел, утонув в большом кресле с велюровой обивкой. На еду у него уже не было сил, и он просто создавал эффект присутствия. Ему еще не было тридцати, а он уже стал единственным прикованным к постели членом семьи. Бабушка до последнего отказывалась принять тот факт, что он обречен, и уговаривала его съесть хоть кусочек. Как будто это могло поднять его на ноги.

Два наших воспоминания и несколько восьмимиллиметровых кассет с видео, снятыми моим отцом, – вот, пожалуй, и все, что осталось у нас от дяди.

Дезире похоронили через несколько дней после смерти высоко над городком. Кортеж, медленно извиваясь, полз от церкви к маленькому кладбищу. Кроме членов семьи проститься с ним пришли несколько друзей. Сквозь солнечные очки они силились разглядеть, какую судьбу уготовил большинству из них вирус.

В обычном уведомлении, напечатанном в газете «Утренняя Ницца» на следующее утро, о причине смерти дяди не было ни слова. В стандартном тексте было только сказано, что его родители Луиза и Эмиль, его жена Брижит и дочь Эмили «с глубоким прискорбием сообщают о смерти Дезире, едва достигшего тридцати лет, наступившей после продолжительной болезни».

Часть вторая Эмили

Дорога

Каждый день – будь на дворе дождь, ветер или снег – старенький синий «Ситроен-15» поднимался по извилистой дороге из Валь-дю-Вар в Ниццу, а возвращался только поздно вечером. За рулем сидела дама в очках. Ростом она была так мала, что с трудом различала дорогу сквозь лобовое стекло.

Бабушка вставала задолго до рассвета, чтобы ровно в семь утра можно было открыть мясную лавку. В полдень она помогала моему отцу и деду ее закрывать, чтобы потом снова открыть в 15:30. Не оставляя себе ни минуты на обед, под вечер она отправлялась в дорогу, чтобы навестить в педиатрической больнице Ланваль свою внучку.

Всякий раз как девочку клали туда, они со второй бабушкой, матерью Брижит, старались каждый день бывать у нее. Обе женщины держали слово, данное Дезире и Брижит. Это обязательство помогало им не погибнуть от горя, когда один за другим умерли их дети. И теперь все то время, что оставалось им прожить на этом свете, бабушки, позабыв о себе, заботились о внучке. Не той они были породы, чтобы позволить себе расклеиться. После долгих месяцев у постелей больных сына и дочери им осталось выдержать последний бой.

Эмили была такой, какой и должна быть девочка ее возраста. Она, как и все, ходила в школу и ничем не отличалась от одноклассников. Однако время от времени ей приходилось ложиться в больницу для контроля за состоянием и для проведения анализов крови. В первые годы жизни ее состояние было вполне удовлетворительно. Это наводило на мысль, что она принадлежит к тем пациентам, которых называют пассивными носителями вируса и у которых болезнь не переходит в активную фазу. Обе бабушки были личностями сильными и растили внучку, отдавая ей всю свою энергию. Луиза оберегала ее в период занятий в школе, а вторая бабушка забирала к себе на каникулы. Каждая оборудовала для Эмили комнату в своем доме.

В мясной лавке под комнату для девочки переоборудовали лабораторию. Под лестницей соорудили альков, окружив его по периметру куклами и прочими игрушками, где Эмили играла, если не носилась по улице на скейтборде вместе с местными ребятами. Бабушка внимательно следила, чтобы она не поранилась, но обуздать буйный темперамент внучки ей удавалось далеко не всегда.

Со временем Эмили стала сильнее уставать. Она быстро худела, и у нее стали проявляться характерные для болезни симптомы. Поэтому она все больше времени проводила в больнице. Как и родители, она постепенно отдалялась от повседневной жизни городка. Казалось, она делается все более хрупкой и маленькой, в то время как ее ровесники росли и набирали силу.