Успех

До вечера еще далеко, берлинские кинотеатры или закрыты, или наполовину пусты, и только перед этим кино выстроились в ряд машины. Много полицейских. Зеваки. Фильм «Броненосец «Орлов» шел уже тридцать шесть раз, по четыре раза в день, его посмотрели тридцать шесть тысяч берлинцев. Но все взволнованы, словно им сейчас впервые покажут такое, чего ждет не дождется мир.

Кленк, который и сидя на голову выше своих соседей, не разделяет общего возбуждения. Он читал, что в фильме нет ни сюжета, ни действия, ни женщин, ни занимательности — одна тенденция. Но раз уж он в Берлине, можно и посмотреть. На удочку еврейских кинопрокатчиков, устроивших эту шумиху, он все равно не попадется.

Первые музыкальные такты, пронзительные, режущие, фортиссимо. Секретные документы из архива морского министерства: такого-то числа, такого-то месяца в виду города Одессы из-за недоброкачественной пищи взбунтовался экипаж броненосца «Орлов». Значит, матросы взбунтовались. Что ж, это бывало и раньше. Мальчишкой он взахлеб читал о подобных происшествиях. Интересно для подростков. Бывший министр Кленк ухмыляется.

Матросский кубрик. Подвесные койки, теснота. Матросы беспокойно спят, боцман настороженно шныряет между ними. Сделано, в общем, неплохо. Носом чуешь, какой там спертый воздух. Впечатление усугубляет приглушенная, щемящая музыка.

Утро. Матросы обступили висящий на крюке кусок говядины. Гневные лица. С каждой секундой людей все больше. Можно не принюхиваться — и без того ясно, что говядина протухла. Мясо крупным планом: оно кишит червями. Очевидно, матросов не впервые кормят тухлятиной. Брань. Ну еще бы! Приводят тщедушного человечка — это судовой врач. Он надевает пенсне и приступает к исполнению служебных обязанностей — осматривает говядину, находит, что она пригодна к употреблению. Ее закладывают в котел. Матросы отказываются есть это гнилье. Ругаются. Будничное событие, поданное просто, без курсива. Кусок червивого мяса, матросы, офицеры. Офицеры, судя по всему, не очень способные, но и не тупицы. Материал среднего качества. Примерно, как у нас, в Баварии. Занятно, что Кленка берут за живое эти обыкновенные люди и события.

Недовольство на броненосце растет, хотя, в чем оно выражается, сказать трудно. Но все чувствуют, что надвигается катастрофа, каждый зритель в зале это чувствует. Господа офицеры на полотне экрана относятся ко всему чересчур беспечно. Почему они так легкомысленны, почему не принимают решительных мер? Они же не слепые. Впрочем, в последний год войны мы тоже чувствовали, как оно надвигается, и тоже начали действовать слишком поздно. Но мы-то не слышали этой молотящей по мозгу музыки. Омерзительная музыка, но невольно подпадаешь под ее власть. Ну, разумеется, этот сволочной фильм надо запретить. Рафинированнейшая пропаганда, черт знает что. Выходит, из-за куска червивого мяса матросы смеют нарушать дисциплину? В годы войны мы еще и не то жрали, любезнейший. И все-таки Кленк стоит за матросов, а не за офицеров.

Молотящая, угрожающая мелодия ширится, возмущение нарастает. Капитан отдает приказ всему экипажу выстроиться на палубе. Спрашивает, кто недоволен пищей. Замешательство. Несколько человек выступают вперед. И мгновенно, каким-то неуловимым маневром, лучшие из матросов, зачинщики, бунтари, отрезаны от остальных. Между ними и их товарищами — широкая, неодолимая, грозная полоса отчуждения. Ну и ловкачи эти офицеры — одним махом прижали к ногтю мятежников, бунтовщиков. Остальные испуганно жмутся друг к другу. Кучка вожаков отделена канатом, загнана в угол. Вот они стоят — эти горлодеры, жалкая, трясущаяся горсточка людей. Их накрывают брезентом. Под ним — какое-то слабое, смешное копошение. На брезент направлены дула винтовок. Звучит команда, спокойная, четкая. Лицо какого-то матроса, его широко раскрытый рот. Вопль. Раздается команда — «Пли!» Тишина. Винтовки молчат.

Людьми — и на экране, и перед экраном — овладевает головокружительный порыв. Зачем они так долго ждали? Но теперь это началось, теперь они восстают, теперь их не остановишь. И люди перед экраном ликуют, аплодируют людям на экране. Под звуки свирепой, торжествующей, молотящей, омерзительной музыки они аплодируют тому, что происходит на экране, — бешеной, смешной и жуткой охоте на офицеров, которых вытаскивают из самых неожиданных укрытий и бросают за борт, в беззаботно вздымающиеся волны, в том числе и тщедушного судового врача вместе с его пенсне.

Гигант Кленк сидит, затаив дыхание, тихий как мышь. Запретить это? А какой смысл? Это есть, люди вбирают это с каждым вдохом, это существует в мире, это само — целый мир, и отрицать это бессмысленно. На это нельзя не смотреть, эту музыку нельзя не слушать, это нельзя запретить.

Спускают флаг. При неистовом ликовании по флагштоку ползет другой, красный флаг. Теперь всем командуют матросы, но машина работает безотказно. Осененный красным флагом броненосец входит в порт города Одессы.