Успех

На улице было сумрачно, холодно. Каэтану Лехнеру все время казалось, что за плечом у него болтается проклятая винтовка. Он нетвердо держался на ногах, был голоден, мечтал как следует вымыться. Но идти домой на Унтерангер было стыдно. В ресторан он тоже не смел зайти — ему казалось, все сразу увидят, как мерзко он изгадился. Еле живой, брел по улицам. Добрался наконец до Изарау. Пошел дальше. Гарлахинг, Ментершвайге. Высоко над рекой повис изящный Гроссгесселоэский мост. Каэтан Лехнер сел на скамью и долго, не отрываясь, глядел, как неутомимо катит река свои серо-зеленые воды. Он искренне верил, что Кутцнер поможет ему заполучить яично-желтый дом, а может, и «комодик». И вот оказалось, что Кутцнер дурак и дерьмо, да и он сам тоже не баварский лев, и вовсе он не выбился в люди, а еле дотащился до этой скамьи. Его тянул к себе Гроссгесселоэский мост. Он был такой высокий, что сделался настоящей приманкой для самоубийц: прыгнешь с него — и делу конец. Таким способом навсегда избавлялись от любовных горестей бесчисленные служанки, от голода и бед — бессчетные «трехчетвертьлитровые рантье». «Будь теперь лето, — размышлял Каэтан Лехнер, — можно было бы легко и просто войти в воду, а сейчас изволь прыгать». Потому что Каэтан Лехнер внезапно пришел к выводу, что он должен покончить со своей испоганенной жизнью. В газетах напечатают, что вчера с Гроссгссселоэского моста бросился в Изар всеми уважаемый антиквар Каэтан Лехнер. Стыд довел его до самоубийства.

Усталый, одеревеневший, он начал взбираться на мост. Уличные мальчишки, подростки двенадцати — четырнадцати лет, играли на мосту в Кутцнера и Флаухера. Превозмогая ломоту в костях, старый Каэтан Лехнер с трудом взгромоздился на перила. Было холодно. Он раскашлялся, вытащил голубой в клетку платок, высморкался. Мальчишки заметили его.

— Ребята, давай сюда! — крикнул один. — Сейчас этот тип сиганет с моста, есть на что посмотреть!

Они столпились возле старого Лехнера, выжидающе смотрели на него, с полным доброжелательством подбадривали.

Каэтан Лехнер продолжал сидеть на перилах — мальчишки мешали ему. Они так дурацки пялились, что невозможно было придумать ни одной благостно мудрой прощальной мысли.

— А ну, убирайтесь отсюда, сопляки! — крикнул он. Но те и не подумали уходить. Стояли и спорили, какой высоты мост и когда человек умирает — во время полета, разбившись о воздух, или уже упав и разбившись о воду. Они видели такое в кино, были хорошо осведомлены и теперь собирались проверить, так ли оно происходит в действительности.

Старик Лехнер по-прежнему сидел на перилах. Было дьявольски холодно, он совсем не чувствовал ног — так и поясницу застудить недолго. В общем, у него пропала охота прыгать. Но стыдно было перед мальчишками слезть с перил, так и не покончив с собой. Они, конечно, правы, он жалкий человечишка, ему только и остается, что прыгнуть в воду. Он старался разжечь себя, представляя всю глубину своего унижения. Мальчишки возмущались — что это он заставляет их так долго ждать? Но желание покончить с собой прошло у него не менее внезапно, чем возникло. И, значит, разжигать себя бесполезно: если у человека нет настроения, можно ли требовать, чтобы он взял и кинулся с моста в воду? Он мрачно поглядел на ребят водянисто-голубыми глазами, неловко слез с перил и закричал:

— Пащенки, поганцы, гнусняки! — и заковылял прочь.

— Трус, старая перечница, дрянь вонючая! — не остались в долгу мальчишки.

Он снова доплелся до скамейки, усталый до такой степени, что ему казалось, будто каждую свою косточку он несет отдельно. Сзади все еще вопили мальчишки:

— Старый козел, вонючка, трус, черт затрюханный, дохлятина!

Ему хотелось отсидеться на скамейке, невзирая на паршивцев-мальчишек. Но он вконец простудится, если сейчас же не уйдет отсюда.

Он опять поплелся в город. Прокламации Кутцнера везде были сорваны, остались только правительственные. Он прочитал одну из них, но ничего не понял. Вокруг него бранились: «Негодяй Флаухер, предатель, сволочь!» «Да, да», — поддакивал Каэтан Лехнер. Стоило кому-нибудь посмотреть на него, и он видел в этом взгляде презрение, словно весь пропах своим позором.

Наконец, совсем ослабев, Каэтан Лехнер зашел в первый попавшийся кабачок. Заказал суп с ливерными клецками. Сперва ел машинально, хотя и жадно, потом вошел во вкус, заказал порцию легкого под кислым соусом и вдобавок еще порцию жареной телятины. Выпил кружку пива, потом вторую, потом чашку кофе. Долго сидел в прокуренном кабачке, наслаждаясь теплом, обильно потея. Тяжкий это был день. Все полетело в тартарары — и «комодик», и яично-желтый дом, и честь. Недостойный он человек, не так должен был вести себя домовладелец и вице-председатель «Клуба любителей игры в кегли».

До чего же приятно тут сидеть! Когда пули отскакивали от стен, было черт знает как жутко. А теперь у него в животе телячье жаркое и легкое под кислым соусом, и от винтовки он избавился, и от повязки тоже, а сейчас пойдет в городскую баню и помоется.