Успех

Тюверлен решил собрать побольше информации и для этого объехать учреждения и редакции газет. Ему были открыты все двери, — он же писатель, значит, его можно не принимать всерьез, он имеет успех, значит, с ним лучше не ссориться. Но ни в редакциях, ни в министерствах никто ничего не знал. Тогда Тюверлен поехал в редакцию «Фатерлендишер анцейгер». Влиятельному чужеземцу позволили войти и туда. Помещение было наводнено полицией, зеленые полицейские охраняли вестибюль, лестницу, коридоры. У Тюверлена мелькнула мысль, что впустить-то они его впустят, но вот выпустят ли? Все-таки он вошел.

В комнатах секретариата было шумно и суетливо. Мигали сигнальные лампочки телефонов — красные, желтые, зеленые. Со всех концов города звонили взволнованные, растерянные люди, спрашивали о судьбе родных и знакомых, принимавших участие в демонстрации и не вернувшихся домой. Постепенно выяснилось, что произошло у Галереи полководцев и как постыдно, после первого же выстрела, провалился путч «патриотов». В то же время из провинциальных городков поступали сведения, что там национальная революция одержала победу.

Чиновники уголовной полиции, соблюдая вежливость и стараясь не очень мешать работе редакторов, делают обыск, роются в ящиках письменных столов. Вот они входят в кабинет фюрера. Обыскивают его письменный стол. Тюверлен стоит в дверях вместе с редакторами и стенографистками, смотрит во все глаза. Он тоже слышал о знаменитом ящике — о нем перешептывалась вся страна, — о том самом ящике, где, скрытые от всех, лежат планы переустройства государства. И вот дело доходит до знаменитого ящика. Тюверлен становится на цыпочки. Через плечи редакторов и служащих смотрит, как полицейские взламывают ящик.

В ящике — обрывки бумаги, пробка от бутылки шампанского. И все. Больше там ничего нет.

Когда полицейские позволили наконец Тюверлену уйти из редакции, он поехал в «Мужской клуб». Там теперь почти не осталось сторонников Кутцнера. Доллар стоил шестьсот тридцать миллиардов марок, но через несколько недель, а может, и дней, курс марки стабилизируется. Г-н Кутцнер уже не нужен, он опоздал, все издевались над постыдным провалом его путча. Обсуждали, что будет разумнее со стороны правительства — засадить Кутцнера в тюрьму или выслать за границу? Коварно перечисляли вслух всех скомпрометированных. А вот как обстоят дела с самим генеральным государственным комиссаром? Члены клуба шушукались. Впрямь ли обещание, данное Флаухером Кутцнеру, было только шахматным ходом? Впрямь ли он с самого начала решил подавить путч?

Лучше всех был осведомлен на этот счет министр Себастьян Кастнер. Да, стоя под дулом кутцнеровского пистолета, Флаухер уже твердо решил дать радиограмму с отказом от своего обещания, но и в этот свой героический час остался чиновником, не мог обойтись без согласия тех, кого считал богоданными владыками. Себастьян Кастнер вел от его имени телефонные переговоры с молчаливым г-ном Ротенкампом, с доверенным лицом Берхтесгадена, с доверенным лицом церкви. Разговоры были лаконичны. Промедление привело бы к гибели. Себастьян Кастнер восхищался поведением своего патрона Франца Флаухера в эту трудную для него ночь, восхищался ловкостью, с которой он провел Кутцнера и спас Баварию, да и все государство, от беды. Если есть на свете человек, который заслуживает названия «отец отечества», то, разумеется, это Флаухер. Молниеносность, с которой он принял решение, ловкость, с которой исполнил свой план, весь его образ действий Кастнер считал попросту гениальными. И этого человека ненавидит весь словно бы ослепший город, и этому человеку нельзя появляться на улицах иначе, как в бронированном автомобиле. Себастьян Кастнер из кожи вон лез, чтобы хоть здесь люди поняли происшедшее, приводил доводы, осыпал грубой бранью скота Кутцнера и вонючего пруссака Феземана.

Члены клуба учтиво, недоверчиво и иронически слушали, как ярится неуклюжий приверженец Флаухера, как он восторгается, стараясь заразить своим восхищением и других. Возможно, один лишь Тюверлен понимал, что как раз с точки зрения этих господ поведение Флаухера было, действительно, гениально. Будь на его месте любой из нынешних скептиков, он наверняка не устоял бы перед соблазном хоть несколько дней поиграть в национального героя, а это неминуемо привело бы к гражданской войне и омерзительной бойне. Очевидно, только на границах Баварии удалось бы справиться с нелепым мятежом. Так что в этот роковой час самым подходящим для Баварии государственным деятелем действительно был не слишком одаренный Франц Флаухер.