Успеть изменить до рассвета

— Да, я знаю, водили Елисея к доктору — но ничего, как мне сказывали, не нашли. Никаких изменений мозговой деятельности. И припадков больше никаких не повторялось. Списали на то, что переживал мальчик смерть родителей сильно.

— А бабушку‑дедушку когда хоронили, подобного с ним приступа не случилось?

— Так ведь их‑то в церкви не отпевали.

Варя усмехнулась:

— Вы, значит, тоже подумали, что припадок с нахождением в храме связан? С церковной службой?

Мария Петровна слегка покраснела и буркнула:

— Разное болтали.

— А Елисей вообще‑то верующий человек? Крещеный?

— О чем вы говорите?! Никогда его, за исключением того случая, в храме не видела.

«А бабуля своего внучатого племянника не сильно, в целом, любит и жалует», — глядя на реакцию и выражение хозяйки, заключила Кононова.

— Что ж его родители и бабушки к вере не приобщали?

— Очень они, вся семья Чигаревых, материалистичные. И дед покойный, Саша, и бабка Вера, и Ленка‑врачиха. А Славик вроде крещеный был, да безалаберный. Сами знаете, как говорят: вера через жену продвигается. А если жена не верует, то и муж отпадает, и дети в лоно не приходят.

— Вернемся к Елисею. Какие‑то иные противоправные поступки он не совершал?

Пожилая леди глянула на Варю одним своим здоровым глазом с подозрением. Второй окончательно улетел в угол.

— Это как?

— Ну, над маленькими, к примеру, издевался?

— Нет. Ничего подобного не слышала.

— Животных он в детстве не мучил?

— Позвольте! При чем здесь ваша страховка — и животные?

— Сумма немаленькая, — не моргнув глазом, стала плести Кононова и увидела, как при упоминании об изрядных деньгах зависть на мгновение проступила в чертах Марии Петровны. — Поэтому хотелось бы, чтобы ее обладателем стал достойный человек.

— У нас в стране прям, конечно, деньги сейчас всегда находят достойных…

— Так что про Елисея?

— Характер у него, конечно, трудный… Но чтобы деяния противозаконные… Это я не знаю… Вам точнее, конечно, наш участковый скажет…

«Что‑то было, — решила Варвара, — что‑то, о чем хозяйка слышала, но явно не хочет говорить. Ладно, не будем давить, надо действовать тихой сапой». Но свой характер в задний карман не засунешь, все равно спросила с напором:

— А почему Елисей нынче не в армии? По возрасту как раз вроде должен? Болеет?

— Нет. Учится, — с затаенной даже гордостью отбрила Мария Петровна. — Здесь, у нас, в Мытищах, в институте леса, на космическом факультете. — Варя даже не удивилась странному сочетанию института леса и космического факультета, знала, что в бывшем Советском Союзе и не такие оксюмороны бывали, только теперь о них свободно говорить стали.

— Там что, военная кафедра имеется?

— Имеется, имеется… Елисейка — он ведь парень очень головастый. Считает быстрее любого калькулятора. Много читает, знает много. В физике, математике разбирается.

— Так он и живет теперь один?

— Да, с тех пор, как родители его номинальные, а фактически бабушка с дедушкой, Чигаревы, погибли.

— Что же с ними‑то стряслось?

— Дело было в шестнадцатом году, летом. Они с фазенды своей в город возвращались. Затемно. В июле месяце, в воскресенье.

— Зачем вдруг им посреди сезона понадобилось с дачи ехать? И почему затемно?

— Так ведь чтоб пробок избежать. А в городе они хотели в поликлинику сходить, пенсию получить. Хлопоты хозяйственные.

— Где находился в тот момент Елисей?

— Его как раз ни в городе, ни на даче не было. Отдыхал он на институтской базе отдыха, в Джанхоте. У лесного нашего института база там имеется.

— И что случилось с Чигаревыми?

— Говорят, ослепил деда Александра по пути кто‑то. А доподлинно вам никто не скажет. Вылетела машина с дороги, несколько раз перевернулась, да еще и в дерево врезалась. Говорят, когда спасатели приехали, они оба еще живы были. Но до больницы не довезли.

Слезы набухли и выкатились из глаз Марии Петровны. Она утерла их сгибом пальца.

— Простите, что вызвала тяжелые воспоминания.

— Елисей, конечно, на похороны примчался. Больше того, всем распоряжался, за все платил. Я ему денег предложила, а он — нет, тетя Маша, — он меня тетей называл, — ни в коем случае, у меня всего хватает. А откуда, спрашивается, у первокурсника деньги? В церкви их не отпевали, так Елисей распорядился, была только гражданская панихида, а потом крематорий. Тут мы немного даже с ним схватились: почему, говорю, ты бабушке с дедушкой в последних земных почестях отказываешь и почему сжигать хочешь, а не в земле упокоить? А он в ответ: а они неверующие были. И вообще, бога, говорит, нет, тетя Маша, разве тебя в советской школе не учили? — Мария Петровна сердито поджала губы. — В общем, сожгли мы моих родственничков, и, что удивительно, Елисей всем на похоронах распоряжался, молодой парень, юноша! Восемнадцать лет! На лице — ни кровинки, бледный весь, как полотно — но ни одной слезинки. Как будто они ему чужие.

— Так ведь ваш родной брат, Семен Кордубцев, и его жена — бабушка и дед Елисея со стороны отца — тоже погибли? И тоже оба вместе? И тоже трагически?