Успеть изменить до рассвета

Дальше действовали, как намечено. Вошли в подъезд (ключ от домофона у участкового, конечно, имелся). Поднялись на шестой этаж. Никаких рукотворных отдельных тамбуров на площадке бдительные жильцы не обустроили — об этом Галимулин известил заранее. Ну и слава богу — проще получить доступ к квартире для задушевного (если получится) разговора. Главные вопросы, которые Варя хотела прояснить: знает ли сам Кордубцев, что он особенный? Понял ли? Сообразил? И если да, умеет ли пользоваться своими способностями? И насколько они сильны? Разумеется, она не собиралась просить парня завязывать в узлы металлические ложки. Или швыряться тарелками без помощи рук, или отгадывать мысли участкового инспектора. Но Кононовой почему‑то казалось, что она подноготную молодого человека поймет. И насколько он представляет опасность — тоже. Опыт работы сказывался. Да и жизни с таким отличающимся от всех товарищем, как Данилов.

На лестничной площадке за стальной дверью приглушенно слышалась соната для скрипки и оркестра — та самая, о существовании которой Варвара узнала десять минут назад и которую еще пятью минутами ранее они услышали из наушников в спецфургоне.

Самоварчик позвонил. Дверь распахнулась — без томительных разглядываний в глазок, расспрашиваний, кто там, и предъявления удостоверений. Это сразу наполнило девушку смутным предощущением тревоги. Действительно, с чего бы вдруг в наше время — такая беспечность? Или клиент знал, что к нему придут и кто к нему придет?

Мальчишка, нарисовавшийся на пороге, выглядел и был настоящим красавчиком. У Вари, которая по совету и обычаю Петренко давала клички своим объектам, непроизвольно выскочило в уме: Херувим. Да‑да, пусть будет Херувимом — хотя, если верить Данилову, совсем это прозвание Кордубцеву не годилось, скорее, падший ангел. Но Падший Ангел звучало и выглядело претенциозно, пусть уж будет Херувимом. Хотя… Глаза юноши выглядели совсем не ангельскими: были они большими, голубыми, да. И в обрамлении длинных ресниц. Но при этом (правильно описывал Алеша) — жесткими и мрачными. Может, Злой Херувим?

Но если не вглядываться в выражение, юноша смотрелся, пожалуй, даже лучше, чем на фотках: гладенькая юная кожа, ни единой морщинки, бурные светлые кудри до плеч, плюс вышеописанные ослепительно‑синие глаза в обрамлении черных‑пречерных длиннющих ресниц. А кроме того, его отличали высокий рост и тонкие кисти и пальцы рук — о, как небрежно они держались за дверную ручку! Словом, был Елисей одним из тех молодых людей, от вида которых у большинства женщин перехватывало дыхание и чуть слабело под коленками.

Но кроме выражения глаз имелось и другое, что портило юношу: ослепительно‑белая, как будто никогда не знавшая солнечных лучей, кожа и холодное, неподвижное, неприступное выражение лица.

— Елисей Вячеславыч? — заученно разлучезарился спутник Вари и представился: — Я ваш участковый, майор Халимулин. Помните меня? — Козырять не стал и сделал паузу, как бы приглашая мальчишку заполнить ее ответной репликой, типа: «А я вас узнал», или «Очень приятно», или, на самый худой конец, «Что вам надо?» Однако молодой человек молчал, и майору ничего не оставалось, как продолжить домашнюю заготовку:

— А это моя коллега, капитан Варвара Конева, — по согласованию они использовали ее оперативный псевдоним, а о том, что она представляет не обычную полицию, а тайную, решили, она сама скажет позже, когда войдут в квартиру.

Без выражения, холодно Елисей пару секунд изучал Варю, и ей снова сделалось донельзя неуютно. Гнетущее чувство усилилось. Интересно, Халимулин испытывает то же? Или его, толстокожего, ничто не берет? Эх, жаль, нельзя пока обменяться, посоветоваться.

Наконец Кордубцев, видимо, счел, что они достойны, и распахнул дверь своей квартиры: «Прошу».

Вошли тем же порядком: майор первый, Кононова вторая.

Жилье ничуть не производило впечатления, что обитали в нем несколько поколений, да еще в течение без малого полувека. Совсем недавно здесь сделали современный, с иголочки, и недешевый ремонт. Стиль Варя с ходу определила как хай‑тек: черный дубовый пол, ослепительно‑белые стены. И еще новшество: потолок оказался матово‑зеркальным, и от этого создавалось впечатление, что составляет он не стандартные для панельного домостроения два с половиной метра, а простирается высоко вверх — чуть ли не портал получался в другое измерение. То был, конечно, никакой не портал — однако выглядело стильно. Хозяин безмолвно показал длинной узкой рукой в сторону кухни.

Они вошли. Кухня составляла прежние шесть квадратов — тут места ни для каких оптических иллюзий не оставалось. Но стильно, стильно. Черная мраморная барная стойка вместо подоконника, блистающая хромом и никелем кофемашина, посудомойка ценой в полугодичное Варино денежное довольствие. Непроизвольно подумалось: «Во сколько же обошелся этому хлыщу ремонт?» Она, все никак не могущая взяться за обновление отцовской квартиры, даже прикинуть с ходу не бралась — миллиона два, три? Тем более, не видя комнат. И откуда взялись у переростка деньги?